Охота за головами на Соломоновых островах

Майтингер Кэролайн

Моя первая реакция была чисто женской: меня охватила паника. Но здесь нечего было пугаться (об этом я узнала потом), хотя неожиданное появление человеческих существ в столь уединенном месте нельзя было считать приятным. Тропинка, по которой мы шли, была похожа на узкое ущелье, одна сторона которого была освещена луной. Тропинка принимала самые фантастические очертания, на которые способны тропические заросли. Какие-то духи печальными голосами кричали, как черный ворон у Эдгара По. Идущие нам навстречу фигуры отбрасывали длинноногие тени, из которых одна принадлежала домовому с чудовищной головой. Как оказалось, это были обычные смертные, которые, явно понимая нашу принадлежность к «господствующей» расе, отошли в сторону, уступая нам дорогу. Мы не воспользовались их любезностью и стали рассматривать внимательно голову домового, на которой была надета шляпа, напоминавшая китайский фонарик.

Следующие двадцать минут были, пожалуй, наиболее интересными и волнующими из всех пережитых нами до сих пор.

Предложив туземцам сигареты, мы повернули собеседников лицом к свету и, чтобы лучше разглядеть лица, воспользовались светом зажигалки, от которой они закурили. Первое, что нас удивило, — возраст человека в шляпе; это вовсе не был юноша-новичок, поступающий в тайное общество, а старый, очень старый полуслепой человек. Его глаза вылезали из орбит и настолько ослабели, что с трудом выносили свет зажигалки. Голова его имела остроконечную Форму, а так как человек был лысым, то расстояние от бровей до шляпы составляло не менее шести дюймов. Это впечатление необычайной высоты лба несколько смягчалось охватывавшей лоб коричневой лентой, посередине которой висели три огромные раковины. К нашему смущению, новые знакомцы не говорили на пиджин-инглиш, но, будучи истинными туземцами, они были вежливыми и не считали возможным двинуться дальше в путь, покуда мы стояли рядом с ними. А мы не торопились расстаться, раздумывая о том, как запечатлеть на холсте остроконечную голову. В конце концов мы уселись на корточки, как это делают местные жители, если хотят с кем-либо поболтать или покурить. Туземцы немедленно последовали нашему примеру. Мы представляли собой очаровательную группу людей, мило беседующих при лунном освещении в джунглях южного Бугенвиля. Думаю, что подобная ситуация вряд ли скоро повторится. Если эти туземцы и понимали, что мы белые женщины, а не мужчины, то по их поведению не было видно, что они придают этому какое-либо значение.

Разговор шел на разных языках: мы на своем, а они на своем, все размахивали руками, кивали головами и хохотали, если кто-либо не мог что-нибудь объяснить. К сожалению, мы никак не сумели дать понять нашим собеседникам, что им следует отправиться вместе с нами на берег.

К моменту, когда мы закурили вторично, положение стало безвыходным. Как правило, жители деревень предпочитают сигаретам табак в плитках, но наши знакомцы взяли по сигарете и, как обычно поступают туземцы в знак вежливости, закурили вторично. Когда второй знакомец — молодой человек без шляпы — несколько замешкался при закуривании, Маргарет осветила его зажигалкой, и мы увидели, что он держит руку на перевязи и что кисть руки распухла от начавшейся гангрены до размера перчатки для бейсбола. Тут нас осенила мысль, и мы решили написать записку немецкому шкиперу, чтобы он привел обоих наших знакомцев на «Накапо»; мы соглашались оплатить проезд молодого парня до Киеты, где ему может быть оказана медицинская помощь. Тогда мы еще не знали, что ни один белый врач не согласится совершить ампутацию туземцу и что только наиболее искушенные в цивилизованной жизни туземцы могут согласиться на хирургическое вмешательство. Мы просили немецкого шкипера задержать (за наш счет, конечно) «Накапо» еще на сутки, чтобы мы успели написать портрет старика с вытаращенными глазами и остроконечной головой. Громко и четко мы объяснили нашим собеседникам, кому надо отдать в деревне записку, и показали направление. Молодой человек без шляпы, видимо, все понял и в точности воспроизвел наши движения. Когда наши собеседники двинулись в путь, мы помчались на крыльях Пегаса прямо к берегу.

Ночью мы услышали сквозь сон, как к «Накапо» подошла лодка, и были уверены, что приехал шкипер с нашими двумя новыми моделями. Но наутро человека в шляпе не оказалось. По рассказу шкипера, он заявил через переводчика, что у него нет охоты возвращаться на берег. Молодой человек без шляпы не дал себя долго уговаривать и, получив за счет нашей экспедиции три фунта табака, отправился с нами в Киету. Если бы человек в шляпе пришел, то у нас было бы достаточно времени для сеанса, так как «Накапо» стоял на якоре до самого вечера, ожидая завербованных рабочих. Оказывается, соревнование по плевкам кончилось тем, что староста обещал прислать на берег тех, кто соглашается ехать на работы. Никто из присутствующих мужчин, прозаседав десять часов кряду, не мог принять окончательного решения, а на другой день ни одна живая душа не явилась, и немецкий шкипер заявил, что всему виной мы, послав записку через членов тайного общества остроголовых, являющихся врагами местных жителей.

Появление наших посланцев привело в бешенство старосту, который в нынешних условиях обязан поддерживать мир и порядок, вместо того чтобы заставить врагов бежать под угрозой быть пронзенными меткими копьями.

Глава двадцать девятая

Весь день мы плыли вдоль берегов огромного острова Бугенвиля, и берег был от

нас слева, там, где ему следовало быть. Солнце село за горизонт, подымавшийся на восемь тысяч футов к небу; над морем взошла луна, мотор «Накапо» пел бесконечную песню, и снова наступил рассвет. Мы проснулись от грохота цепи отдаваемого якоря. Перед нами лежала Киета, и, увидев ее, мы ощутили то же самое, а может быть, и нечто большее, чем сам Бальбоа [22] , когда впервые увидел просторы Тихого океана. Прибытие в Киету было для нас событием. Очутившись на территории Новой Гвинеи, нам не нужно было больше думать о возвращении в Сидней, чтобы оттуда двинуться на запад, являвшийся заключительным этапом нашего путешествия.

22

Бальбоа Васко Нуньес (1475–1517) — испанский мореплаватель и завоеватель.

Киета как населенный пункт не заслуживает подробного описания. Поселок расположен на возвышенности, окружающей бухту; на вершине горы торчит радиостанция, а по скатам гор разбросано около дюжины белых домиков. Возле пристани стоят три крытых железом здания, являющиеся складами и магазинами; несколько дальше стоят какие-то хибары, похожие на китайское поселение. Сегодня Киета показалась нам прекрасной столицей, поскольку на протяжении многих месяцев мы ни разу не видели одновременно более одного дома.

Как только «Накапо» поднял карантинный флаг, мы принялись одеваться для выхода в город с тщательностью и волнением, знакомыми любой дебютантке, когда она впервые выходит на столичную сцену. От нашего внешнего вида зависела дальнейшая судьба экспедиции, впервые лишившейся покровительства капитана «Матарама». В Киете не было ни одной гостиницы, и нам надо было искать крова в месте, где каждый человек убежден в правиле «мой дом — моя крепость».

Одеваться на «Накапо» было нелегким делом, поскольку весь туалет совершался на палубе, на глазах всего городка, где каждый житель, вооружившись биноклем, может созерцать довольно необычное зрелище. Нам пришлось, согнувшись в три погибели, залезть в так называемую каюту и в узком пространстве между мешками копры и потолком натягивать на себя элементарные принадлежности женской одежды. Пыхтя и обливаясь потом, но оставаясь в полуголом виде, мы выскочили на палубу, где состоялся заключительный этап надевания платья. Мы знали, что английские женщины в такой же степени, как и туземки, очень щепетильны в отношении освященной обычаями женской одежды. К нашему ужасу, мы не могли надеть обуви, которую не допускали наши растертые до крови, покрытые язвами и волдырями ноги. Кожа на ногах слезала клочьями, особенно между пальцами, и места, где она слезла, были болезненно чувствительными. Наши ноги представляли заслуживающие демонстрирования случаи «пруриго», называемого также «шанхайские ноги». Почему «шанхайские» — неизвестно, так как заболеть «пруриго» можно везде, где жарко, если ходить все время в обуви на резиновой подметке. Здесь, на островах, где бы ни снять защитный слой кожи, начинается воспалительный процесс. Каким бы нелепым ни казалось такое заболевание, оно представляло для нас большую опасность, так как ноги нужны художнику экспедиции не меньше, чем руки.

Надев чулки и китайские соломенные туфли, мы решили проблему, хотя и выглядели недостаточно шикарными. Затем возник вопрос: надо ли красить губы? Немногочисленные европейские женщины, которых мы встречали на островах, никогда не пользовались губной помадой или лаком для ногтей. Но без этой окраски Маргарет и я выглядели такими бесцветными, что красная полоска могла бы оживить пейзаж, а потому мы тщательно намазали губы и еще с большей тщательностью отделали ногти. Через полчаса мы решили, что, когда ступаешь на неизвестную землю, надо иметь более скромный вид, и мы удалили лак с ногтей и помаду с губ. Еще через полчаса я решила замазать лаком пятна краски, присохшей к моим ногтям, а посмотрев еще раз в зеркало на свое желтое, как чай, лицо, я снова намазала губы. В общем мы были полностью готовы за полтора часа до того, как шлюпка с таможенным флагом отделилась от берега и направилась к нам. Тогда я срочно удалила губную помаду.

В лодке, управляемой туземным гребцом, прибыл белый человек, и, когда он причалил к «Накапо», мы встали позади шкипера, держа наготове паспорта. Таможенный джентльмен не потрудился даже поздороваться и, продолжая сидеть в лодке, затребовал от капитана судовые документы. Наступила тишина, покуда чиновник выполнял необходимые формальности.

— Пассажиры? — спросил чиновник, не взглянув на нас.

— Да… — ответил с явным пренебрежением шкипер.

— Паспорта! — произнес чиновник, не замечая нашего присутствия.

Мы подали ему паспорта, которые он открыл, что-то в них написал, проштемпелевал и протянул вверх, не посмотрев даже, кому он их вручает. Даже если бы мы были японскими шпионами или наши лица покрыты пятнами оспы — его это нисколько бы не заинтересовало. Чиновник приказал гребцу повернуть лодку к берегу, но мы вспомнили о парне с гангреной руки и спросили чиновника, как поступить с больным. Внимательно рассматривая складку на своих брюках, чиновник очень сухо распорядился прислать к нему парня на берег и тут же отбыл, на этот раз окончательно.