Охота за наследством Роузвудов
Шрифт:
– А я думал, что это ты не хочешь мириться, – выдыхает Лео. – Я ничего не знал. Папа сказал…
– Твой отец много чего говорит. – Нонна снова сжимает его в крепких объятиях.
– Сколько еще мы будем здесь вот так торчать? – шепчет Куинн мне на ухо.
– Столько, сколько понадобится, – отвечаю я, и от разворачивающейся перед глазами сцены у меня ноет сердце. Но это хорошая боль, она говорит о том, что ничего не сломано, что это только ушиб. А ушибы заживают быстрее.
– Прости, – бормочет
– Не извиняйся, – говорит Нонна. – О, и Лили тоже тут! Я так рада видеть тебя. Этот город стал совсем не таким, как прежде, после…
– Знаю, – перебиваю я, не желая услышать слова «после смерти Айрис». – Но мы пытаемся это уладить. И мы думаем, что вы могли бы нам в этом помочь.
Одна ее рука продолжает сжимать руку Лео выше локтя, как будто она опасается, что если отпустит его, то он бросится бежать. Он вытирает глаза, отвернувшись от нас.
– Конечно. Как я могу вам помочь? – спрашивает она.
Я делаю глубокий вдох, ощущая исходящие от Калеба тревогу и тоску и нетерпение Куинн. Когда Лео снова поворачивается ко мне лицом, в его глазах горит решимость.
– Нам надо закрыть кулинарию и обыскать ее.
Проходит почти час, прежде чем Лео, обыскивающий холодильник с канноли, кричит:
– Нашел! – Он поднимает маленький листок бумаги. – Он был спрятан в углу под одной из этих бумажных кружевных штучек.
– Под кружевной салфеткой для пирожного? – уточняю я, вытащив руки из холодильника с мясом. Он кивает.
Нонна качает головой:
– Ох уж эта Айрис. Я нахожусь здесь от зари до зари, но не заметила, как она оставила там записку.
– Возможно, это потому, что ее там оставила не она, – бормочу я.
Поразмыслив, я решила, что вряд ли бабушка смогла бы добраться и до верха рамы картины «Три цветка». И как она могла отправить письма Куинн, Лео и Калебу, если они были доставлены через неделю после ее смерти?
Я вспоминаю вчерашние слова Дэйзи о ее подозрениях в отношении Фрэнка. Но, возможно, она ошибается, думая, что он работает против нас. Может, за всем этим стоит он? Кому еще бабушка могла так доверять?
Куинн хватает листок и лижет его, прямо как я в прошлый раз. Затем кладет его на прилавок, и на нем проступают слова.
Дорогая Лилилав!
Если ты читаешь это, можно с уверенностью сказать, что ты уже видела цветы. Они прекрасны, не так ли? А теперь обрати свой взор к морю, где луна целует волны и земля исчезает. Ты обнаружишь, что обещанное мной сверкает над душами, любящими жизнь.
Твоя бабушка
– Тут все очевидно, – говорит Куинн, и я замечаю, что ее темно-карие глаза имеют точно такой же цвет, как импортные кофейные бобы. – Эта записка предназначена мне. Следующая подсказка находится в «Плюще».
– Конечно. – Я вспоминаю, что Куинн рассказала о знакомстве
– Где проводятся балы? – тихо спрашивает Калеб.
– Да, – подтверждает Куинн. – И я точно знаю где. Следующая подсказка должна висеть на одной из тамошних люстр.
– Что такого особенного может быть в люстре? – спрашивает Лео.
– Эти люстры сохранились еще с тех пор, когда «Плющ» был только построен во времена Гиацинты, – объясняет Нонна. – Позолоченные розы, обвитые вокруг электрических лампочек, с которых свисают кристаллы горного хрусталя. Они прекрасны. И их уменьшенная копия висит в гостиной Роузвуд-Мэнор.
– Похоже на правду, – признаю я. Я помогала в «Плюще» с организацией мероприятий по сбору пожертвований и иногда на свадьбах, на которых должны были присутствовать члены моей семьи. – Среди всего этого блеска нетрудно спрятать маленькую вещицу, особенно если никто ее не ищет.
– Вот именно, – соглашается Куинн. – Но они находятся высоко. Даже если бы мы смогли разглядеть записку снизу, я не знаю, как мы сможем до нее добраться.
– По-моему, над этим надо будет подумать, когда мы прибудем туда, – беспечно говорит Лео. – Если мы поедем туда сейчас…
– Подождите. – Нонна вскидывает морщинистую ладонь. – Да, я позволила вам перевернуть свое заведение вверх дном ради этой записки, но вы действительно думаете, что Айрис оставила вам след, ведущий к богатству?
Она произносит последние слова так тихо, что мне приходится податься к ней, чтобы расслышать их. Она бросает взгляд на запертую парадную дверь, как будто сюда может кто-то вломиться. И тут я вижу на прилавке сегодняшнюю газету. На первой полосе изображена разгромленная оранжерея с разбросанными и растоптанными цветами. Заголовок над фотографией гласит: «Достопримечательность Роузтауна разгромлена в ходе поисков пропавшего богатства».
Черт.
– Единственный способ выяснить это – двигаться по этому следу, – отвечает Нонне Лео. И притягивает ее к себе. – Я обещаю, что если мы что-то найдем, то я помогу родителям. Я выплачу им то, что они забрали у тебя и не смогли отдать.
Глаза Нонны наполняются слезами, и морщины на ее лице становятся еще более заметными, чем прежде. Она начинает говорить с выраженным итальянским акцентом, который прежде я слышала у нее только тогда, когда она злилась из-за подгоревшего хлеба или сдерживала слезы:
– Это произошло не из-за денег, Лео. Потому что, сколько бы денег ни было бы у твоего отца, их никогда не будет достаточно.
Эти слова ошеломляют меня. Мой мозг царапает неприятное воспоминание, как мыши, скребущиеся внутри стен. Воспоминание о последней ссоре с отцом, после которой я крикнула: «Я ненавижу тебя!» – как нахальный избалованный ребенок. Я тогда отчаянно просила, чтобы он дал мне денег на учебу в Милане.