Охота за наследством Роузвудов
Шрифт:
– Я позвонила дяде. – Я хожу по тесному туалету взад-вперед, пытаясь успокоить дыхание. Зрение сужается, теперь я вижу все как в туннеле. Я сжимаю края раковины, чтобы не вырубиться и не упасть. Когда я вцепляюсь в них, это напоминает мне о порезе на ладони. Боль в ней немного проясняет мозги. – Он сказал, что с моей дверью все в порядке, но я точно знаю, что кто-то гнался за мной прошлой ночью, пока я не оказалась в твоем доме. Я… должно быть, они вернулись и заменили сломанную дверь – это звучит неправдоподобно, но…
– Я верю тебе, – перебивает Лео. Затем медленно поворачивает
Я с усилием втягиваю воздух через нос, делаю три глубоких вдоха и вытираю глаза. То, что он верит мне и не считает, что я это все придумала, расширяет туннель, в который превратилось мое зрение.
– Кто-то хочет меня убить, – говорю я, и на меня вдруг обрушивается вся серьезность этого заявления.
– Я предпочитаю думать, что кто-то хочет убить нас. Ты же знаешь, мы команда.
Я фыркаю сквозь слезы:
– Почему-то это меня ничуть не успокаивает.
Я вспоминаю, как Калеб не хотел впутываться в это дело. Если что-то случится с ним, или с Куинн, или даже с Лео…
– Мы все в деле, – напоминает Лео.
Он стоит так близко, что его талия оказалась между моих колен. Меня охватывает странное желание притянуть его еще ближе, но я заставляю руки остаться на краях раковины.
– Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Или с остальными. Именно поэтому бабушка и выбрала меня.
– Выбрала тебя?
Он гордо выпячивает грудь.
– Нас. Бабушка выбрала нас не просто так. У каждого есть своя роль. Очевидно, что именно благодаря Калебу мы смогли продвинуться так далеко. Он очень умен, всегда готовится к худшему, и каждой команде нужен кто-то вроде него. Куинн непредсказуема, она на пятьдесят процентов состоит из ярости, а на пятьдесят – из хаоса. Она вдохновляет нас, чтобы мы не сбились с пути. Это полезно для поддержания морального духа. А что до меня, то я выполняю роль физической поддержки. На льду мне доводилось участвовать во множестве драк, так что, если надо, я могу показать зубы. И я все-таки сумел оторваться от тех, кто преследовал нас.
– И направил нас наперерез поезду, приближавшемуся на всех парах.
Он игриво тычет меня в бок.
– Это детали. Я хочу сказать, что буду сражаться за тебя. Чего бы мне это ни стоило.
От его слов у меня опять перехватывает дыхание, хотя и не так, как несколько минут назад. Я смотрю на него:
– А какова моя роль, Лео Джеймс?
Я не знаю, почему так назвала его, но, услышав полное имя, он сглатывает.
– Ну, поскольку ты Роузвуд, все вращается вокруг тебя. Так что, думаю, в каком-то смысле ты наш лидер. В промежутках между нервными срывами.
Мой голос звучит тихо:
– Сейчас я не чувствую себя лидером.
Лео протягивает мне фруктовую газировку.
– Это потому, что ты была на волосок от смерти. После такого вполне нормально повесить нос.
Я смеюсь, и слезы высыхают, когда я беру у него напиток. Он отстраняется, и по какой-то причине мне этого не
– Нам надо вернуться, – говорю я, чтобы перестать думать об этом, затем делаю отвратительно громкий глоток. И то, что заискрилось между нами, что бы это ни было, сходит на нет, и это, вероятно, к лучшему.
Он улыбается, и мы вместе возвращаемся к фургону.
– Ты думаешь, мы в самом деле найдем сокровище? – спрашиваю я.
– Да, я так думаю. – Что-то мелькает в его глазах, как будто он сейчас далеко-далеко, как будто вспоминает что-то из прошлого. Затем он моргает, и все возвращается на свои места. – Мы должны это сделать. Думаю, я всю жизнь ждал возможности доказать, что я нечто большее, чем самый младший отпрыск моих родителей, который им в тягость. Мои родители просто… Все их ссоры происходят только из-за денег. И я всегда чувствовал, что это моя вина, потому что я был их последним ребенком, которого они никогда не планировали. Я никогда не буду соответствовать сестрам и не стану таким, каким меня хочет видеть отец. Бабушка знала все это и знала, что деньги могут это решить. Ну, скорее всего. – Он замолкает. – Я верю ей. Я чувствую, что мы близко. Мы отыщем их к субботе.
«Я тоже верю бабушке», – хочу сказать я. Но я не уверена, что это до сих пор так.
– Приятного аппетита, – говорит Куинн, когда мы садимся на заднее сиденье фургона. Она машет рукой в сторону кучи пакетов с чипсами и конфетами, как будто они с Калебом смели все самые вредные снеки, которые смогли найти в 7-Eleven. Но я умираю с голоду и открываю пакетик «Читос».
– Неплохо, – бормочет Лео, жуя «Доритос» со вкусом сырных начос.
Крошки прилипли к его губам, и меня вдруг охватывает безумное желание прижать мои губы к его и ощутить их вкус. Что странно, поскольку до этого момента мне никогда не хотелось ни с кем целоваться.
Это чувство пугает. Я засовываю в рот горсть «Читос», чтобы подавить его.
– Я бы написал об этом недурной отзыв в интернете, – продолжает Лео.
– Если пол в твоей спальне равнялся гостинице «Холидэй-инн», то это какой-то дрянной мотель.
– Не просто дрянной, а дряннейший, – поправляет Куинн, вылизывая пластиковый контейнер из-под сливочного десерта языком, поскольку ложек у нас нет.
Даже Калеб коротко смеется. Его настроение явно улучшилось.
Слова, которые мне хотелось сказать всю дорогу до автозаправки, вертятся на языке, просясь наружу. Мне страшно их произносить, но я знаю, что должна это сделать.
– Я хочу, чтобы вы знали – вы все, – что вам необязательно продолжать этим заниматься.
Они перестают жевать и молча пялятся на меня.
– Я знаю, что нам всем нужны деньги и что бабушка выбрала всех нас. Но она моя бабушка. Я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал, особенно если поначалу вы вообще не хотели впутываться в это дело. – Я с ужасом чувствую, как в горле образуется ком. И продолжаю, уставившись в уже опустевший пакетик «Читос»: – Я могу закончить это сама, но я все равно разделю деньги с вами. Если останусь в живых.