Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шрифт:
Казалось, изобилие пищи лишь ускорило работу его желудка. Он громко и обильно испражнился, продолжая хватать насекомых и засовывать их в рот.
– Отвратительное животное! – крикнул Котс и вытащил пистолет, но Ксиа знал, что хоть Котс регулярно бьет его, но убить в тысячах миль от колонии и цивилизации не может.
– Хорошо!
Ксиа улыбнулся Котсу и жестом пригласил присоединиться к пиру.
Котс сунул пистолет в кобуру и прикрыл нос рукой.
– Когда он нам больше не будет нужен, я собственными руками задушу эту скотину, – пообещал он себе, и его едва не вырвало от вони.
Когда наступили сумерки, огромный рой
Насколько он мог видеть, землю, куда ни глянь, покрывал густой слой шевелящихся тел, красновато-коричневых в свете заходящего солнца. Деревья в лесу изменили форму ввиду великого множества повисших на них насекомых. Они превратились в бесформенные стога из живой саранчи, и эти стога непрерывно росли, потому что все новые насекомые садились сверху на уже сидящих. С треском, подобным мушкетным залпам, под тяжестью начали обламываться главные ветви ближайших деревьев. Облепленные насекомыми, они падали на землю, а саранча продолжала пожирать их листву.
Из своих нор и берлог выбрались хищники, пировать в этом изобилии. Котс с удивлением смотрел, как гиены, шакалы, леопарды осмелели от жадности, набросились на груды насекомых и принялись пожирать их. Даже львиный прайд присоединился к пиршеству. Звери прошли совсем рядом с Котсом, но как будто даже не заметили людей и лошадей, настолько все были заняты пиром. Как пасущийся скот, разошлись они по равнине, опустив носы к земле, пожирая кишащие груды саранчи, размалывая их огромными челюстями. Львята с набитыми животами вставали на задние лапы и сбивали насекомых в воздухе, если те пытались взлететь.
Солдаты Котса расчистили участок и развели костер. Они жарили на лопатах саранчу, которая становилась хрустящей и коричневой. Потом они пожирали насекомых почти с таким же удовольствием, как Ксиа. Даже Котс присоединился к ним и отведал жареных кусочков. Когда наступила ночь, люди попробовали уснуть, но насекомые продолжали валиться на них. Они ползали по лицам, царапали все открытые участки кожи и не давали уснуть.
На следующее утро взошедшее солнце осветило странный допотопный тусклый ландшафт. Лучи солнца быстро согрели оцепеневших от ночного холода насекомых. Саранча задвигалась, начала расправлять крылья и гудела, как проснувшийся улей. Неожиданно, словно по сигналу, вся масса поднялась в воздух и полетела на восток, несомая утренним ветром. Много часов над головой струился темный поток, но, когда солнце достигло зенита, рой улетел. Небо снова стало безупречно голубым и чистым.
Но пейзаж неузнаваемо изменился. Деревья начисто лишились листвы, обломанные ветви покрывали землю у стволов. Казалось, пожар пожрал всю зелень – каждый листок и каждый побег. Исчезла золотая трава, которая раскачивалась на ветру, как волнующийся океан. Место травы заняла каменистая пустыня.
Лошади принюхивались к голой земле и камням и стояли безутешно, в их пустых животах уже урчало. Котс поднялся на ближайший холм и в подзорную трубу осмотрел каменистую пустыню. Исчезли стада антилоп куду и квагги, которые еще накануне были видны повсюду. Очень далеко Котс разглядел облако пыли, должно быть, поднятое исходом последних стад из этого опустошенного вельда. Животные уходили на юг в поисках других пастбищ, еще не тронутых саранчой.
Котс спустился с холма. Оживленно спорившие люди замолчали при его приближении. Наливая
– Да, Удеман! Что тебя тревожит? У тебя выражение лица старухи с почечуем, будь он неладен!
– Лошадям негде пастись, – выпалил Удеман.
Котс сделал вид, что это откровение его изумило.
– Сержант Удеман, я благодарен за то, что ты указал мне на это. Без твоего острого глаза сам бы я не заметил.
Услышав насмешку, Удеман мрачно нахмурился. Он был достаточно разговорчив и образован, чтобы не уступать Котсу в речистости.
– Ксиа говорит, что дикие стада знают путь к ближайшим пастбищам. Если мы пойдем за ними, они нас приведут.
– Пожалуйста, продолжайте, сержант. Я никогда не устаю наслаждаться перлами вашей мудрости.
– Ксиа говорит, что стада еще с вечера двинулись на юг.
– Да. – Котс кивнул и шумно подул на горячий кофе. – Ксиа прав. Я видел это с вершины того холма. – Он показал чашкой.
– Мы должны идти на юг, чтобы найти пастбище для лошадей, – упрямо продолжал Удеман.
– Один вопрос, сержант. В какую сторону ведут следы фургонов Джеймса Кортни?
И он опять с помощью кружки показал на глубокие рытвины, которые сейчас, когда их не закрывала трава, стали еще заметнее.
Удеман приподнял шляпу и почесал лысину.
– На северо-восток.
– Если мы пойдем на юг, поймаем мы Кортни? – ласково спросил Котс.
– Да, но…
Удеман замолчал.
– Что – но?
– Капитан, сэр, без лошадей мы не сможем вернуться в колонию.
Котс встал и выплеснул кофе из чашки на землю.
– Мы здесь, Удеман, для того чтобы поймать Кортни, а не для того, чтобы возвращаться в колонию. По коням! – Он посмотрел на Ксиа. – Ну, желтый бабуин, снова бери след и глотай ветер.
В ручьях и реках, которые они пересекали, была вода, но травы в вельде не было. Проехали пятьдесят, потом сто лиг без пастбищ. В более крупных реках встречались водные растения и стебли лилий под поверхностью. Солдаты входили в воду, штыками нарезали растения и кормили лошадей. В одной узкой долине с крутыми стенами не вся листва на деревьях оказалась съеденной. Они карабкались на деревья и срубали ветви с листвой, которые сами не обломились под тяжестью саранчи. Лошади жадно поедали зеленую листву, но это не был их обычный корм, и они мало что получали от него.
К тому времени у всех лошадей были заметны признаки истощения, но решимость не оставила Котса. Он вел свой отряд по опустошенной местности. Лошади так ослабели, что всадники на всех подъемах вынуждены были спешиваться, чтобы беречь силы животных.
Люди тоже голодали. Дичь исчезла вместе с травой. Некогда кишевший жизнью вельд превратился в пустыню. Съели остатки продовольствия из кожаных мешков и перешли на падалицу, какую удавалось отыскать в загубленном вельде.
Ксиа камнем из пращи убивал синеголовых ящериц, живших среди камней с незапамятных времен; раскапывали норы кротов и полевых крыс, питавшихся уцелевшими корнями. Добычу жарили, не снимая шкуру и не свежуя – ведь это означало бы потерю бесценной пищи. Тушки целиком бросали на уголья и ждали, пока шерсть выгорит, кожа почернеет и тушка раскроется. Потом руками хватали полусырое мясо с мелкими костями. Отброшенные кости, как гиена, пожирал Ксиа.