Охотник на ведьм
Шрифт:
— Господь — Пастырь мой, и я ни в чем…
Ни разу не сбившись, она процитировала Двадцать третий псалом. Александр оглянулся через плечо:
— Вы услышали достаточно?
Это должно было поставить точку. «Отче наш» или Двадцать третий псалом — ни того, ни другого Дьяволу нипочем не произнести.
— Нет, — ответил граф. — Не достаточно. Спросите, как она стала ведьмой. Спросите о ее дочери. — Он повысил голос и окликнул ее с безопасной дистанции: — Давно ты стала ведьмой?
Услышав враждебную интонацию,
— Нет!
Но терпение графа иссякло. Не обращая внимания на Александра, он начал забрасывать ее вопросами.
— Говори, как ты стала ведьмой? Как демоны посвящали тебя?
— Нет! Нет! — Запутавшись в подоле юбки, она упала и ударилась об пол подбородком, но продолжала дергаться, как в капкане, пытаясь встать.
— Оксборо, прекратите. — Александр встал между ними.
Вид у графа стал безумнее, чем у нее.
— Мою дочь прокляли! Она заплатит за это. — Теперь он кричал во весь голос. — А ну, показывай, какую отметину Дьявол оставил на твоем теле? Кинкейд, разденьте ее. Говори, где твоя метка?
Староста удерживал графа, не давая наброситься на нее, но его крики пробудили погребенное в недрах ее сознания воспоминание, от которого тело женщины скрутило так, словно она пыталась вывернуться наизнанку. Александр заметил момент, когда оно прошило ее глаза, сошло вниз по горлу и выплеснулось наружу душераздирающим криком:
— Не-е-е-е-е-ет!
Поднимаясь на ноги, она смотрела на Александра и не прекращала кричать, ее руки молотили воздух, отбиваясь от невидимого врага.
— Дьявол! Он вернулся! Он пришел забрать меня.
Он тоже встал — вновь в ее глазах воплощение ада.
— Сударыня…
Но сударыни Рейд больше не было. Ее заменило другое существо, другая измученная душа, выпущенная на волю воспоминанием о других временах и другом человеке, задававшем те же вопросы.
Она неистово отмахивалась от него, а он пытался поймать ее руки, чтобы она не причинила себе вреда, но встретил поистине нечеловеческое сопротивление. Удержать ее он не мог.
Смутно он осознал, что остальные, уверившись, что наблюдают перед собою разбушевавшуюся ведьму, выскочили из комнаты. Находясь на пике безумия, она оттолкнула его с невообразимой для женщины силой, так что он упал навзничь, и бросилась вон.
Прочь из двери, на свободу.
И напоследок золотисто-багряное закатное небо расщепил ее вопль.
Ско-о-о-о-о-оби.
Глава 21.
Расхаживая взаперти по комнате в графской башне, Маргрет смотрела в надвигающуюся темноту и ждала от Александра вестей о матери.
Одна неосторожная фраза — и все ее усилия в один момент пошли прахом. И винить за это было некого, кроме себя самой. Придержи она язык, они поверили бы в то,
Но нет. Она бездумно позволила гневу выплеснуться наружу. И теперь грянула беда.
Доверившись Александру, пусть и оправданно, она слишком близко подпустила чужого человека, и в результате те защитные слои, которыми она так тщательно оборачивала жизнь матери, оказались один за другим сорваны.
Глупо, наверное, было думать, что в конце концов им удастся избежать преследования.
Когда ее сегодня допрашивали, стало совершенно ясно, что никакими ответами доказать свою невиновность невозможно. И теперь, взирая на строгий силуэт церкви, кажущейся издалека такой маленькой, стоящей на обдуваемом ветрами холме на отшибе деревни, она подумала, что с самого начала шла против Божьего плана, все это время наивно полагая, что сможет исправить его по своему желанию.
И все же, покрепче закутавшись в шаль и глядя на синеющие холмы, она начала молиться.
Странно, до чего живучими оказались ее детские привычки. Вроде привычки молиться, хотя Господь только и делал, что насылал на них напасти. И все же слова молитвы, которую не забыла даже ее мать, навивались друг на друга, превращаясь в некое подобие веревки, и она крепко вцепилась в эту спасительную веревку, словно с ее помощью, передвигая руки выше и выше, можно было выбраться из долины смертной тени.
Отче наш… да будет воля Твоя… прости нам долги наши… и избавь нас от лукавого…
Она молилась о том, чтобы ее мать была спасена. О том, чтобы Господь дал ей сил. Даже о том, чтобы Александр увез ее куда-нибудь, где они могли бы быть вместе.
Иначе зачем Господь внушил ей доверие к нему?
Снаружи раздался крик.
Знакомый до боли.
Потом ругань, визг, топот множества ног.
Она кинулась к окну.
По направлению к церкви рекой устремился людской поток, преследуя высокую, истощенную женщину с развевающимися волосами.
Кажется, Маргрет заплакала. Закричала. Но ее голос унесло ветром, заглушило топотом ног, захлестнуло вибрирующим рокотом ненависти, разнесшимся по равнине, преследуя ее мать.
А впереди, возглавляя погоню, бежал человек, которого она узнала бы из сотен тысяч.
Охотник на ведьм.
***
Александр выбежал наружу, надеясь поймать ее, успокоить, увести обратно в безопасное место. Но сверхчеловеческая сила безумия несла ее вперед как на крыльях, словно она знала, что от этого зависит ее жизнь.
Ветер свистел у него в ушах, трепал волосы, но она оставалась далеко впереди. С ее головы сорвало ветром капор, и длинные, седые пряди, которые Маргрет с такой любовью расчесывала, метались у нее за спиной.