Окаянь 2

Коклюхин Александр Васильевич

Повинуясь властному жесту сидящего за столом человека, Зотагин опустился на свободный стул. Какое-то время оба молчали. Хозяин каюты долго изучал что-то на экране компьютера, а Зотагин с тревожным волнением ожидал, когда, наконец, на него обратят внимание. Человек напротив не понравился ему с первого взгляда. От него будто исходила подавляющая волю энергия, да и сам он выглядел пугающе. Наискось через лоб из-под седой шевелюры до правого глаза у него тянулся давний рваный шрам. Бровь над этим глазом отсутствовала. На её месте, невольно приковывая взгляд, бугрилось красноватое пятно. На хозяине каюты тоже была в зелёная куртка с черными петлицами. Только под медвежьей головой на них серебрились ещё и скрещенные топорики. От такого

всего ожидать можно, решил про себя Зотагин. И бригадир предупреждал, чтобы на допросах все держали ушки на макушке. Кто его знает, как дело повернётся. Тем более, после исчезновения Голубчика. Его вот так же увели накануне и всё: ни слуху ни духу. Хотя остальные, кто успел уже здесь побывать, вернулись. Даже Осокиным, всегда самонадеянно считавшим себя особо опасным преступником, никто не заинтересовался. Только уточнили кто они и чем занимались раньше. А вот Серёге не повезло. Наверняка из-за прежних подвигов. У Зотагина тоже есть к чему прицепиться. Потому сейчас и нервничал.

— Оказывается, в розыске вы, Александр Сергеевич, — человек напротив откинулся на спинку стула и насмешливо посмотрел на Зотагина. — Не хотите рассказать, что вас сподвигло на убийство представителя власти? Здесь сказано, будто причиной тому была контрабанда. Это правда?

— Не убивал я никого, — сказал Зотагин, подумав, что прямо как в воду глядел, исподволь ожидая подобного вопроса. — И контрабандой никогда не занимался.

— Жаль. Опытные контрабандисты нам бы не помешали… Ну и ладно. Нет значит нет. Давайте знакомиться. Я лака-кулокка лесовиков Шелабкуба. Командир тех самых лесовиков, от кого вы так необдуманно собрались удрать. Бежать очертя голову по здешним местам… Клянусь крылом медведя, наблюдать это было забавно. Ну да ладно. Вас я уже знаю, как облупленного, — он постучал пальцем по ноутбуку, показав, откуда знает, — так что можете не представляться. Излишне. А меня зовут Василий Васильевич. Фамилия Маргин, но это вряд ли вам, Александр Сергеевич, понадобится в будущем. Хотя, кто знает, кто знает… Может всё-таки передумаете? Насчёт контрабанды? Уважаемым человеком могли бы здесь стать, — улыбнулся Василий Васильевич.

Его мягкий располагающий к доверию баритон. абсолютно не вязался с внешностью, а улыбка и вовсе показалась Зотагину зловещей. Тот, кому он той ночью открыл дверь кабины тоже улыбался, но, пойди тогда что не так, спокойно пристрелил бы. С той же улыбкой. Зотагин в этом почему-то не сомневался. Но взяли их тогда тихо. Тени в камуфляже появились словно из ниоткуда, и всё быстро закончилось без единого выстрела. Повезло, хотя у бригадира на этот счёт было другое мнение. И высказал он его сразу, не выбирая выражений. Правда, его угол зрения ничего уже не менял.

Возвращались затемно. Мощные фары «Витязя» выхватывали из темноты следы их недавнего бегства. По ним Зотагин и ориентировался. Сейчас он был за рулём. Кроме Зотагина в кабине находился один из ночных захватчиков. В качестве конвоира. Худой и высокий, чем-то смахивающий на Тихона, он горбился по соседству, зажав коленями упёртый прикладом в пол карабин и с интересом поглядывал на Зотагина.

— Не бойся, не убегу, — криво усмехнулся тот.

— Зачем тебе убегать? — улыбнулся тот. — Если сильно захочешь, только. Тогда беги. Ловить не стану. Сам потом придёшь. Или Шелабкуб убьёт.

— Какой ещё Шелабкуб? — не понял Зотагин.

— Семикрылый медведь. Дух тайги.

— Дух тайги, вот оно значит как …— опять усмехнулся Зотагин. — Не духов всяких в тайге надо бояться, а живых. Разбойников, вроде вас, — и тут же спохватился, а не разозлит ли это конвоира? Ведь он сейчас прямо назвал его разбойником. “Ну и ладно, пускай злится!” — с отчаянной бравадой подумал он. — “Хуже, чем есть всё равно уже не будет!”

На что сосед по кабине только с укором покачал головой, цокая языком.

— Мы не разбойники. Мы его лесовики. Духа тайги, — мягко поправил он Зотагина.

—

И что от нас нужно этому вашему духу?

— Узнаешь, когда придёт время.

— И когда оно придёт, это твоё время? — спросил Зотагин.

— Скоро. Совсем скоро, — пообещал лесовик.

Остаток пути проделали в молчании. Зотагин старался вести транспортёр аккуратно, помня об остальных, что ехали во второй секции тоже под надзором лесовиков. Ехать, впрочем, пришлось совсем недолго. К месту старой стоянки добрались когда рассвело. Ветер уже разогнал утренний туман, и водная гладь залива блестела в лучах восходящего солнца. У берега стояли наполовину вытащенные из воды широкие низкие плоскодонки с несколькими рядами скамеек каждая. У всех на корме крепился на стойках звездообразный мотор с четырёхлопастным воздушным винтом. Аэроглиссеры, догадался Зотагин. Читать про них приходилось, а вот видел впервые. “И лучше бы не видеть,” — подумал он.

Неподалёку от лодок горел костерок. От него навстречу подъезжающему «Витязю» поднялся человек в таком же как у остальных лесовиков камуфляже. Зотагин, повинуясь приказу, остановил транспортёр. Дальше всё было ожидаемо. Их рассадили по лодкам и те, ревя моторами и гулко хлопая плоскими днищами о гребни волн, помчались к выходу из залива. Зотагину до сих пор было не по себе от той поездки. С того момента, как его усадили на деревянную скамейку возле самого борта. Всё что было дальше запомнилось грохочущим рёвом, холодными брызгами в лицо, пенным буруном по борту и отдающими в крестец ударами скамейки при очередном прыжке аэроглиссера с волны на волну. Зотагин намертво вцепился в скамейку, боясь вылететь за борт. Плавать он не умел. Негде было учиться, а потом и необходимости в том не было. Поэтому от души отлегло, когда лодки причалили к барже, а их пассажиры по очереди поднялись по хлипкому трапу на верхнюю палубу. Теперь хоть какая-то твердь была под ногами.

Пленников оставили на верхней палубе баржи под охраной одного из участвовавших в ночном захвате лесовиков. Да и тот отнёсся к своим обязанностям спустя рукава. Сразу отошёл к леерному ограждению, где курил трубку кто-то из местных в вязаной ушанке и тёплой куртке кислотно-жёлтого цвета. На куртку спадал пришитый к ушанке пушистый серебристо-серый хвост. Они разговорились, причём тот, с пушистым хвостом, то и дело весело поглядывал в их сторону.

Зотагин огляделся. Палубу баржи загромождали загоны для мелкого скота и птицы. Из ближнего, меланхолично пережёвывая сено, на них смотрели две чёрно-белых козы с коротко спиленными рогами. Чуть дальше был огороженный сеткой-рабицей птичник.

— Цыпа, цыпа, цыпа! Цып-цып-цып! —послышалось оттуда сквозь куриный галдёж. Истошное кудахтанье возвестило, что кого-то из птиц поймали. Зотагин заметил женщину с шалью на голове. В руке у неё билась пёстрая курица. Женщина скрылась за дверью деревянного сарайчика в дальнем конце курятника.

— Надеюсь, нас не ждёт судьба этой бедной курицы, — словно бы самому себе, сказал Осокин. Он присел на корточки возле козьего загона.

— Что ты хочешь этим сказать? — обеспокоенно вскинулся Голубчик. До этого он внимательно прислушивался к сбившимся в кружок китайцам, обсуждавшим что-то на своём языке. Зотагин тоже было прислушался к ним, но ничего не понял, хотя, благодаря общению с Лу, худо-бедно мог уловить общее значение некоторых фраз. Но здесь не услышал ни одного знакомого слова. Видно разговор шёл на каком-то диалекте.

— Всё очень просто, Серёжа, — серьёзным тоном начал Осокин. — Разве в кругу твоих блогеров не ходили слухи, что в примитивных сообществах Топи практикуются человеческие жертвоприношения?

— Шутишь? — не поверил Голубчик.

— Ещё вспомнишь мои слова, когда твоей горячей кровью окропят чучело этого, как его… Шелаба! — пророческим тоном заметил Леонид.

— Шелабкуба, — автоматически поправил его Зотагин. Он тоже надеялся, что Леонид просто разыгрывает своего вечного оппонента.