Океан Бурь. Книга первая
Шрифт:
— Эх вы, уроды, и детей своих уродуете.
— А самого главного вы еще не знаете. Они тут Ваську запутали… — сообщил Володя.
— А ну, расскажи.
Володя рассказал. Елена Карповна спросила:
— Где он?
— Его уже нет.
— Как это нет?
— А так. Убежал в неизвестные тайные места. Капитон, вы сами знаете, какой.
— Знаю я Капитошку. С Васькой он — воин. А сам трус, каких мало.
— Елена Карповна, — вдруг подал свой отчаянный и тяжкий голос дядя, — давай по-доброму договоримся.
— Сиди,
— Ах, зачем же так сурьезничать. Давайте по-суседски…
— Ты уж не купить ли меня надумал?
— Зачем такие слова? — Дядя поднялся и на всякий случай отошел подальше от суровой старухи. К его мягким стеганым брюкам вместе с раздавленным гипсом плотно пристала пятирублевая бумажка, похожая на зеленую заплату.
Тетка сейчас же сорвала с себя фартук и начала торопливо складывать в него деньги.
— А ты чего стоишь! — прикрикнула она на Таю. — Помогай!
— Зачем такие слова? — проговорил дядя. — Ну ладно, открылись тут у меня кое-какие деньжонки. Частная, значит, собственность. А если у тебя поискать? Побольше найдется, я думаю, да поценнее.
— Что ты мелешь? Какие у меня деньги?
— Зачем деньги? У тебя другая собственность. Одинаково мы с тобой безобразные. Так что красотой-то своей не гордись.
Наступила тишина. Володе показалось, что темное лицо Елены Карповны сморщилось, как от кислой ягоды. Это показалось ему невероятным: дядя, который никого так не боялся, как свою соседку, вдруг перестал ее бояться и даже сказал ей что-то такое, отчего она сразу замолчала.
А что он сказал? В каком преступлении уличил ее? И тут вспомнилась темная комната, отгороженная от всех глухими ставнями. И там, в пыли, среди нафталинного запаха томится белый лебедь. Он рвется ввысь и никак не может взлететь. А сколько красивых вещей спрятано там еще. И дядя не побоялся сказать об этом. Верно, сказал он с перепуга. Но все же сказал.
Наконец Еления пришла в себя и твердо проговорила:
— С тобой, Гурий, я об этом говорить не намерена. Ничего ты не поймешь все равно. И на одну доску с тобой не стану. У меня ворованной пылинки не найдешь. Да что я говорю-то с тобой.
Она, по-прежнему грозная и величественная, наступала на дядю, но он твердо стоял перед ней и гулко, словно бил в большой барабан, смеялся:
— Гу-гу-гу-гу…
— И не ответчица я перед тобой. Перед таким!
— Верно! — продолжая смеяться, восхищенно воскликнул дядя. — Все верно говоришь. Грешник перед грешником не ответчик. Грешников бог не судит.
— Что-то взвеселился не по-веселому?
— Ты кто? — грохотал дядя. — Я, говоришь, вор, а ты кто?
— Сказала я тебе: не замахивайся!
Но дядя вдруг на весь дом заорал:
— Паучиха ты, вот кто!.. Паучиха!..
— Не дури, Гурий. Не дури!
— А,
Володе показалось, что они очень похожи сейчас — эти совершенно разные люди. Это открытие его очень удивило. В самом деле, оба большие, горластые, пугают друг друга сердитыми словами, но почему-то никому не страшно, а, скорее всего, смешно. Еления гудит, как в трубу, а дядя бухает в барабан.
Стряхивая с денег гипсовую пыль, тетка проныла:
— Ох, да замолчали бы вы… Народ, гляди-ка, набежит. Что тогда?!..
Тая кидала в подол мелкие денежки, словно ягодки, и, поглядывая на расшумевшихся взрослых, украдкой посмеивалась. Тогда Володя решил показать, что он тоже никого не боится, и как мог громче крикнул:
— Замолчите сейчас же!
Он совсем и не собирался кричать на взрослых, как-то все получилось само собой. И он даже слегка смутился, когда вдруг наступила тишина. Тая взглянула на него с уважением, а тетка так пронзительно ахнула, будто прищемила дверью ногу.
Тяжело дыша, Елена Карповна отступила к двери, словно ее больше всех испугала Володина угроза.
— Лебеденочек!.. — прогудела она, но тут же снова выпрямилась и грозно сказала, указывая на Володю: — Вот перед кем я в ответе!
Володя растерялся, а Еления повторила:
— Перед тобой, Володимир, отвечу за все.
Дядя снова сел на сундук и проворчал:
— Ясно, он всего имения наследник.
— Ты даже не понял, Гурий, какие верные слова ты сейчас сказал, — прогудела Еления. — Он — наследник. И Васька наследник. И вот, — она указала на Таю, — тоже наследница.
— Эх ты, куда отпрыгнула, — засмеялся дядя, — слыхали мы эдакие-то слова на агитпункте.
— Разве тебя агитпунктом прошибешь?
— Это наследство умственное.
— Ах, да все равно тебе не понять!
— Где там, мы люди серые…
— Не ломайся, от Капитошки научился. А ты пойми, я все свое собранное им оставлю. Пусть владеют. А ты что оставишь?
И снова Володя не выдержал:
— Нам сейчас надо, а не потом. А вы все в темницу свою прячете. Зачем?
— Вот вопрос! — так и взвился дядя, стремительно срываясь с сундука. — Молодец, племянник! Давай ее!..
— А ты бы не подскакивал, Гурий, — посоветовала Еления и, глядя на Володю, невесело проговорила: — Сказала, отвечу, придет время — ничего не утаю.
Наверное, время, которое наметила она для ответа, еще не пришло, потому что она повернулась и тихо пошла к двери. А в это время в прихожей послышались уверенные шаги, голоса и прозвучал чей-то спокойный смех. Этот смех сразу успокоил Володю, но все остальные притихли, со страхом поглядывая на дверь.
Дверь распахнулась, на пороге стоял лейтенант Василий Андреевич. У него было такое веселое лицо, что всем сразу стало ясно, кто это там смеялся.
— Твоя квартира, Володя? — спросил он.