Окликни меня среди теней
Шрифт:
Так что ленч закончился на грустной ноте, и Русов пошел работать дальше. Теперь он распиливал ветви на куски, а самые толстые еще и колол, чтобы годились для камина. К вечеру сложил в сарайчике приличных размеров поленницу и пошел в дом вымыться.
Эрна смотрела на Русова заметно ласковее, и после обеда, хотя было тепло, разожгла в камине огонь. Окна потемнели, в стеклах отразились языки пламени. Некоторое время еще виднелись дубы - словно гигантские тени на фоне глубокой синевы, но потом отступили в темноту.
Русов устроился в мягком кресле, чувствуя, как наплывает дремота. Эрна и Джанет тихо говорили
Все стихло, сон уже уносил Русова, когда его разбудило негромкое восклицание Джанет.
Русов вздрогнул и машинально потянулся за двустволкой, но пальцы схватили пустоту. Он с отчаянием вспомнил, что ружье осталось в шкафу. Но тут же понял, что оно не понадобится. Джанет напряженно глядела на мать - та откинулась в кресле и, казалось, спала. Но лицо заострилось, застыло, и даже красные язычки - отражение огня в камине - словно замерли в широко открытых глазах.
Не отрывая взгляда от матери, Джанет заговорила:
– Не пугайся, Юджин. С мамой все в порядке. Такое с ней бывает. Иногда.
И тут губы Эрны задвигались. Голос звучал монотонно и глухо, словно приходил издалека:
– Я стою на развилке. Вокруг сумерки, две дороги расходятся отсюда. Какие-то цифры видны вдоль них. Возможно, они обозначают расстояние, но скорее это годы, я не могу разглядеть точно. По одной дороге, чем дальше, тем темнее. Ужас притаился впереди. Вдоль другой дороги постепенно светлеет. Я вижу красивые дома и играющих детей. Но потом и на ней сгущается тьма… Теперь я вижу людей, много людей. Целые толпы сворачивают на темную дорогу, и пропадают из виду… Я вижу вас, - тут голос Эрны дрогнул.
– Вы идете, держась за руки. Вы сворачиваете на светлую дорогу, и она становится еще светлее, а темнота отступает дальше. Но все равно, ужас поджидает и на ней…
Эрна смолкла, зрачки еще больше расширились, и пламя камина словно ожило и затрепетало в них. Но нет, это было иное, более яркое пламя.
– Я вижу женщину, - сказала она, и голос прозвучал очень ясно.
– Она стоит в конце пути. Вокруг сад изумительной красоты, и от женщины исходит свет. Я никогда не видела такого яркого света. Но он не ослепляет глаз.
– Это не Дева Мария?
– вдруг спросила Джанет, и Русова поразил обыденный тон ее голоса.
– У меня есть подруга католичка, она…
– Нет, - голос Эрны упал до шепота, и свет в глазах померк.
– Я впервые ее вижу. Мне кажется, она не из нашего мира.
Она опустила голову на грудь. Потом встала, оперлась на руку Джанет, и та увела ее из гостиной. Через некоторое время Джанет вернулась и проводила Русова в приготовленную для него комнату. Так странно закончился этот день.
Комната была маленькой, кровать узкой, и, как догадался Русов, когда-то принадлежала Джанет. На стенах сохранились фотографии кинозвезд. Русов подошел к окну: и здесь дубы, но за речной долиной, заполненной белым туманом, поднимаются вершины гор, багровые в лучах канувшего за горизонт солнца.
Русов разделся и лег, приноравливаясь к узкой постели. О чем мечтала в ней Джанет, засыпая? Кто разберет этих девушек. Хотя, скорее всего, о кинозвездах.
Он улыбнулся и скоро заснул.
Утром они столкнулись в дверях ванной. Джанет выходила, хмуро вытирая мокрые волосы. Русов посторонился и вежливо сказал:
– Доброе утро.
Джанет
После завтрака поехали на кладбище, навестить могилу отца Джанет. Кладбище раскинулось на окраине - кресты и памятники взбирались по зеленому лугу, и было их, наверное, больше, чем жило людей в городке.
Машину оставили у начала склона. Эрна пошла вперед, уверенно выбирая дорогу среди белых надгробий. За матерью заскользила Джанет, в светлом плаще похожая на призрак. Русов удивился странности пришедшего в голову сравнения и пошел следом.
…И остановился.
Залитый утренним солнцем склон вдруг исчез. Русов снова был в тайге, в мрачном заболоченном лесу, и тяжелый злобный взгляд следил за ним из-за обомшелых ветвей.
«Медведь!».
– молнией пронеслась мысль.
Русова обдало холодом, забыл двустволку дома. В следующий миг он вспомнил, где находится, и снова увидел безмятежно зеленый луг с белеющими за рощей строениями городка. Здесь не могло быть медведей. Здесь был кто-то другой.
Черные волки? Поклонники Трехликого?
Отчаянным усилием воли Русов попытался сохранить самообладание. Он непринужденно сунул руки в карманы и возобновил ходьбу.
Раздался тихий свист. Русов встал как вкопанный и больше не двигался. Две фигуры в странной молочно-белой одежде появились из-за надгробия слева. Две, точно такие же, возникли справа. Краем глаза Русов уловил движение позади. Фигуры казались нереальными и одновременно странно уместными среди белых крестов и надгробий - в бесформенном светлом одеянии от макушки до пят, без прорезей для глаз. Непонятно, как они могли видеть, но видели прекрасно. Фигура слева приказала бесцветным голосом:
– Никому не шевелиться! Ты, вытащи руки из карманов! Медленно, иначе будет плохо.
Вторая что-то сказала на незнакомом Русову языке. Голос прозвучал музыкально - взлетая, а затем опускаясь, и язык походил на китайский, но им не был, китайского Русов наслушался вдосталь.
Фигура вытянула руку - в ней оказался маленький серебряный пистолет, - и направила на продолжавшую идти Эрну. Русов не услышал выстрела, даже щелчка, а дальше все происходило уже одновременно.
Эрна стала клониться, в темном плаще похожая на подрубленное деревце. Упала ничком, выбросив вперед руки, как будто стараясь оказаться поближе к могиле мужа… Джанет закричала и бросилась к матери, полы плаща взметнулись от отчаянного движения… Русов стал медленно, как ему и сказали, вынимать руки из карманов. Но перед этим успел открыть футляр Сирина, вытащить первый цилиндрик, и теперь надавил пальцами на его концы. Он больно укололся при этом, ладонь будто толкнул изнутри упругий холодный комок. Сразу все поплыло перед глазами, и несколько мгновений Русов не сознавал, что происходит.
…Вскоре пришел в себя.
Он стоял на коленях, упираясь руками в приятно холодившую ладони землю. Каждая былинка и каждый упавший листок были видны с необычайной, пронзительной четкостью. И в сознании Русова была та же холодная ясность. Он медленно встал на ноги. Все кругом замерло, как на остановленном кинокадре. В этом застывшем мире мог двигаться он один.
Первой увидел Джанет, та лежала неподалеку. Она упала навзничь - руки беспомощно раскинуты, на лице выражение отчаяния…
Но не только оно.