Окно в Полночь

Гущина Дарья

— А поводки? — «парень» смотрел на меня, не мигая.

— Ну… наверно, они нужны, — ответила осторожно. И попалась на удочку собственной честности. Надо было соврать…

— Такая же, — процедил он. «Пес», поддерживая, зарычал.

Возмутиться и испугаться я не успела. Знакомо зашуршали крылья, и на подоконнике возник Муз. Посмотрел на «парня» задумчиво, хмыкнул выразительно и похлопал по ладони коньячной бутылкой. «Зеленого» аж перекосило — видать, первую встречу вспомнил. Но сюрпризы засим не кончились. Воздух над подоконником зарябил, и из ниоткуда выскочил…

— Баюн? —

ахнула я. — Ты, вредное животное…

Кот сверкнул красными угольками глаз и потерся мордой о мой локоть. Заурчал и глянул на «пса». А тот себя не посрамил и сделал стойку. Сущности — сущностями, а инстинкты физиологии неистребимы. Как Баюн велся на валерьянку, так и «пес» повелся на «кота». Зарычал и прыгнул. И только лапы, хвосты и сила красно-зеленым шлейфом промелькнули… в окне. И на подоконнике опять остался только Муз. Я посмотрела на него тупо, а он пожал плечами, сжал бутыль на манер дубинки и засиял синим. Все же это мой основной цвет…

— Писец, — выдал сакраментальное «парень», видимо, заводясь, но…

— Завидуй молча, — предложил… Валик.

Знакомая зеленая тень небрежно повела плечами, сбрасывая сумрак «кляксы» как старый плащ. И взяла «парня» за шиворот с неожиданным:

— Не скучай, Вась. Мы на минуту, поговорить.

И — в окно. Я рванулась следом, но не успела. Зеленый шлейф — и Муз. Растопырил крылья и многозначительно махнул бутылкой. Я замерла, когда горлышко уперлось мне в солнечное сплетение. Поджала губы и съежилась. Ладони прострелила резкая боль, кожа вспыхнула огнем. Я быстро прижала руки к ледяному подоконнику. Все. Ушел. На вспухших пальцах таяли обрывки нитей. Навсегда…

А внизу разгорался бой. Цветными лентами плыло северное сияние. Полыхало яростное пламя. Вспыхивали и быстро гасли зеленые огоньки. Но все перекрывали знакомые «инквизиторские» вспышки сверхновой. Сай, что же ты творишь — выгоришь же… Валик, где ты там, если вообще живой?.. Судьба этих двоих меня, по понятным причинам, волновала больше других. Но из окна подробности не разобрать, а вниз идти — страшно. Черт, как на мою жизнь похоже, смотрю на мир, как из окна на Полночь, и ничего не вижу, кроме… Похоже, Сайел выжимал из себя все, а значит… Кровь застыла в жилах. Удавлю того, кто управляет саламандром, этой же привязкой, если Сай выгорит дотла…

Ослепительная вспышка — и двор затопила тьма. Я зажмурилась и протерла слезящиеся глаза. И вновь выглянула в окно. Ничего не видно. Только пепельная метель заметает опустевший двор. И звенящая тишина выползает из сонных подворотен. И… пустота. И… одиночество. Бескрайнее и беспросветное, как безлунная полночь.

— Куда?! — рявкнул Муз, перехватив бутылку.

Я быстро захлопнула окно, на ходу схватила шапку и зажигалку и рванула вниз. Прочь из прокуренной квартиры, вниз по лестнице — сволочи, лифт сломали… Перескакивая через ступеньки быстро, до головокружения. Собирая второпях повороты и не чувствуя боли. Даже когда ударилась плечом о стальную дверь подъезда, в темноте не рассчитав расстояние, не поняла, что случилось. Выскочила из подъезда и замерла.

На

скамейке сидели двое. Две запорошенные пеплом фигуры, как недавно чуваки с пивом в снегу, только те — от безделья, а эти… На улице было нечем дышать. Отвратительно воняло почему-то горелой краской, и пепел забивал нос. И лез в глаза. Но и без него — ни зги не видно. Влажный туман затягивал двор, до предела сокращая видимость.

— Дуся… — икнул Владлен Матвеевич и захохотал.

Дед Игнат сидел рядом и выглядел неважно. Никакого лоска, никакой иронии, никаких галстуков и самолетиков.

— Прекрати! — рявкнул на брата.

А тот снова икнул, промямлил «Дуся…» и зарыдал. Я отвернулась. Больно… Совсем недавно — почти здоровый, лучащийся силой, а теперь… старый, больной и очень уставший человек. С пустой и бледной сущностью. А где же…

— Васек, не ходи туда, — Игнат Матвеевич, тоже пустой и бледный, обнял брата за плечи. — Не ходи. Не надо.

— Вы… и всё? — спросила сипло. Я не верю!..

Он кивнул.

— Дуся… — шмыгая носом, добавил Владлен Матвеевич.

Я упрямо дернула плечом. Не верю…

— Выгорели. Все. Ты никого там не найдешь, — устало сморщился Игнат Матвеевич.

— Я не верю, — сказала сипло.

Саламандры — не тараканы, тапкой не прибьешь! А если выгорели… Они же высшие, м-мать их, огненные сущности, живое пламя! От костра остаются угли или искры, а из них разгорается новый огонь! Надо искать. Надо найти. Хотя бы искры. Или угли. Должен же кто-то уцелеть… Черт, должна же я наконец научиться заботиться о тех, кто заботился обо мне… пусть корысти ради.

— Васек, они же сущности! Нелюди! — в голосе Игната Матвеевича слышалась ярая убежденность в том, что таких, как они, не стоит ни искать, не спасать.

«Кто мы?» — резонно спросил «парень», прежде чем Валик выкинул его в окно.

— Сай — мой друг! — не говоря уж о втором, который не только друг. И я саламандра в кино обещала сводить, и в портал на большую дорогу хочу… И сущность свою, любимую и зеленую, хочу…

Я надвинула на лоб шапку, натянула на лицо шарф и, шлепая по лужам, ринулась на поиски. Да, все порядочные герои в финале красиво уходят в закат (или в рассвет, по желанию автора), с уверенностью глядя в светлое будущее. А я топала в туман. В мрачной решимости выкопать вожделенную искру хоть из асфальта и с конкретной неуверенностью в собственном будущем. Время, когда я смотрела на мир голубыми глазами через розовые очки, и мне было все фиолетово, ушло. Безвозвратно. К сожалению или к счастью?..

Саламандры растопили снег до асфальта, и я с непривычки, вернее с отвычки, спотыкалась о выбоины. А сослепу натыкалась то на скамейки, то на качели, то на кусты. Вонючая влажная дымка стояла стеной, но мысли о собственной глупости я прогнала решительно и с позором. Как и мысли о простуде. Я промокла в считанные минуты, от шапки до сапог. Как и старый страх с панической атакой. Тринадцать лет назад я точно так же лазила по туманному берегу реки и искала друга. Тогда его нашли. И сейчас я знала, что найду.