Око вселенной
Шрифт:
— Мнится мне, — сказал директор ФСБ, нажимая на клавишу вызова, — нужно проконсультироваться со специалистами. Анна Сергеевна, соедините меня с МВД.
— С кем именно?.
— Да с кем угодно, — отмахнулся от персонофикации Волхв, но тут же взял себя в руки и уточнил: — Само собой, с тем, кому не надо с вышестоящим начальством консультироваться. Вот такие вот дела, — повернулся Волхв к своему заместителю по оперативной работе. — Еще немного, и сама «Мурена» в каком-нибудь деревенском пруду всплывет.
— Вряд ли, — скептически отнесся к предположению директора ФСБ заместитель по оперативной работе. — Не всплывет.
— Министр, — сообщила секретарь
— Рыбной? — удивился Волхв, но спохватился и вежливо поздоровался с главой бесцеремонного министерства: — Здравствуй, Градов, все рыбачишь, завидую, а меня дела государственные никак не отпускают отдохнуть.
— В чем дело. Волхв? — сердито оборвал директора министр. — Один раз за три года на природу вырвался, и то не повезло, ты позвонить решил.
— Да уж, — согласился с Градовым Волхв, — я если звоню, так звоню. Тебе не кажется, что Таганрог нужно наделять каким-то особым статусом и делать его режимно-закрытым городом?
— Можно и сделать. Есть! — закричал в мобильник Градов и продолжил: — Судака подсек лососёвого, килограмма на два, поросенок настоящий, а режимно-закрытым нужно делать весь Северный Кавказ, до самого Воронежа включительно, это, во-первых, а во-вторых, твою и мою структуру надо выводить из-под регионального управления и напрямую подчинить федеральному, усилить кадрами и вообще, — уточнил министр, — ты прав. Таганрог серьезный город, в смысле дыра — дырой, а шума как от Москвы во время празднования дня города.
— Понятно, — вздохнул Волхв. — Ты сейчас где? Я подъеду, поговорим без телефона, ну и рыбку заодно половим.
— Подъезжай, — легко согласился министр. — Я на Горячем, а там тебе покажут, где именно.
— Понятно, — еще раз вздохнул Волхв. — Горячий — это ближнее или дальнее Подмосковье?
— Это Дальний Восток. — Министр помолчал и уточнил: — Камчатка.
— Наша «Мурена», — Борнес Наум Васильевич тяжело вздохнул и ткнул пальцем в юг России, изображенный на огромной карте в большом зале здания Федеральной службы геодезии и картографии России, — в Азовском море десятого века.
— Я понимаю, — глава президентской администрации, судя по выражению лица, готов был понимать все что угодно. — Наука и все такое, это я понимаю, так сказать, подсознание работает неплохо. Батискафная двадцатиместная подводная лодка «Мурена», оснащенная самым современным научным оборудованием и глубинными игольчатыми торпедами «Рекс», стоимостью пятнадцать с половиной миллиардов условных единиц, была в 21 веке здесь, — он воспользовался указкой и указал на карте хребет Альфа в Северном Ледовитом океане, — а затем уплыла в десятый век Азовского моря, то есть прямо сюда. — Указка в руке главы кремлевской администрации показала на УК РФ, лежащий на полированном столике перед сидящим в кресле Генеральным прокурором.
— Да, — согласился с указкой Генпрокурор. — Тут все движения во времени и пространстве по пунктам перечислены. Непонятен лишь один момент: как торпеда «Рекс», отстрелянная из аппарата, действительно оказалась в Азовском море? Торпеды «Рекс» испытательные, их больше нигде, кроме «Мурены», нет.
Несмотря на появление в Таганроге огромного количества новых людей, интересов и возможностей, притянутых к городу бафометином и международными деньгами, обслуживающими его разработку, смерть Ивана Максимовича и Марии Опоены Савоевых потрясла коренных горожан настолько, что они все как один закрылись в своих домах и несколько дней размышляли о смысле жизни.
Миронов начал свою политическую карьеру с того, что напомнил горожанам, как хорошо жили их прадеды в прошлом и как плохо стало в настоящем, не говоря уже о будущем, где никому и ничего, кроме смерти, не светит, то есть начал с того, с чего начинают все политики: нарисовал перед своими земляками мрачную бесперспективную картину жизни и смерти, а затем энергичными мазками вписал в нее луч света — перспективу и радость бытия, то есть самого себя…
После убийства мэра Рокотова в борьбу за власть в городе включились москвичи, ростовчане и, собственно говоря, местные. Все запуталось с первых шагов настолько, что Веточкин проверил обойму в своем «М-7» и стал носить его с собой постоянно.
— И все же, — задумчиво посмотрел Веточкин на Миронова, — я не пойму, ты политик. Антихрист или шизофреник?
— Видишь ли, — Миронов поднял голову, они стояли на ступеньках Каменной лестницы, ведущей к морю, и посмотрел на небо, — мы все становимся понемногу антихристами, так что я скорее всего шизофреник, а они, как известно психиатрам, никогда, и тем более вслух, не признаются в этом.
Глава четырнадцатая
В кресле, с наброшенным на него кровавого цвета шелковым покрывалом, в центре комнаты сидела Капитолина Витальевна Щадская и молчала. Загородный дом, недавно доведенный до эксплуатационного совершенства испанскими мастерами интерьерного и строительного дизайна, был большим и роскошным. Комната, в которой находилась Капитолина Щадская, оформлена в стиле черно-белого, солнечно-монастырского, дорогостоящего авангардистского аскетизма. В ней сухо, светло и пусто. Среди подчеркнуто ярко-белого и реквиемно-черного кровавое, словно гигантская раздвоенная вишня, кресло и изощренно-стильная женщина в нем походили скорее на зловеще-сладостный сон изнемогающего от целибата тридцатилетнего католического монаха…
— Капа, — вошел в комнату улыбающийся Аскольд — если бы ты знала, как я тебя люблю. Пойдем в столовую. Судя по всему, мы не ошиблись, нанимая Ахметыча поваром, и, судя по всему, на обед у нас будет поджаренная яичница с колбасой. Этот обрусевший турок, чертов хорват, испортил все три микроволновки, пересолил кролика, а леща, которого он купил на рынке, спутав со стерлядью, украл через открытое окно наш садовый кот. Придется его уволить.
— Нашего садового кота? — с удивлением посмотрела на мужа Капа и тут же, улыбнувшись, уточнила: — Или нашего кухонного Ахметыча?