Окоо судьбы

Дита

Вот, возьми, если увидишь вторую половину, то знай

я неподалеку.

Амонет прижалась губами к его руке, сжав в кулачке половинку перстня.

– Прощай, душа моя, дыхание мое. Найдите нас…

Черная кобыла несла двух всадников вдогон эскорту, медленно движущемуся по объездной дороге. У самой дороги (то была старая дорога римских солдат) Низир ссадил дочь и набросил на её плечи плащ.

– Попросись в услужение, – тихо сказал он девушке. –И будь все время с принцессой. Береги себя, дочь моя.

– А ты береги себя, отец, – Амонет припала губами к его колену, – и молю тебя, береги ЕГО…

– Иди с миром, детка, – Назир с ласковой улыбкой погладил дочь по голове, – да благословит тебя Аллах, в Чьих Руках наши

судьбы. И да пребудет с тобой в пути и повсюду. До встречи…

====== Часть 2: Под солнцем Святой Земли. 17. Пустыня. Оазис. Схватка. ======

Трое всадников приближались к каменной гряде, которая, повторяя очертания какого-то древнего диковинного зверя, утопала в раскаленном песке. По другую сторону гряды был оазис и всадник, ехавший первым, очевидно, был хорошо осведомлен об этом. Так или иначе, он сдвинул ткань с лица и улыбнулся.

Наз, это здесь? Точно?

спросил Робин, подъезжая слева и тоже убирая с лица повязку, служившую защитой от песка и солнца. –Гай больше не выдержит, – тихо произнес он, не делая ни малейшего движения в сторону всадника на громадном черном жеребце.

Гай из Гизборна тяжело переносил пекло. Если с жаждой он как-то справлялся, привычный к лишениям и тренированный, то жара просто его доконала. Пару раз Робин едва успевал поддержать беднягу, валившегося с коня.

– Да, там оазис, вода и тень, – кивнул невозмутимый сарацин. – Надо объехать скалу.

Робин развернул коня, направив его к еле живому от слабости Гизборну, которого поддерживала лишь железная воля. Лицо молодого человека было по самые глаза замотано обрывком плаща, иначе было нельзя, белокожий сэр рыцарь сгорал мгновенно, становясь ярко-розового оттенка. К счастью, Робин был устойчивее и к дикой жаре и к яростному солнцу. Он лишь почернел как настоящий мавр, только прозрачно-зеленые глаза упрямо сверкали с загорелой физиономии. Его волосы снова отросли и спадали на плечи темными прядями, выбиваясь из-под головного убора.

– Потерпи, Наз говорит, там есть оазис, вода и тень, – бывший разбойник ободряюще положил руку на плечо Гаю. – Мы напоим лошадей и запасемся водой. И ты передохнешь.

Со мной все в порядке!

сквозь зубы прорычал Гизборн, пришпоривая измученного Фьюри, который, собрав остатки сил, двинулся вперед. Лошадь Назира, тонконогая арабская кобыла, купленная в самом начале их пути, уже летела вперед, почуяв воду.

Оазис принял их журчанием ручья и прохладой. Вконец обессиленные путешествием путники с невыразимым облегчением погрузили измученные, опаленные лица в холодную воду довольно большого озерца, в которое выливался родник. Гай, усилием воли заставив себя оторваться от воды, занялся Фьюри, который, как и его хозяин, едва стоял на ногах. Выводив коня, молодой рыцарь обтер его бока пучком травы и дал попить вволю. И только пустив своего бессловесного друга пастись на мягкую зеленую травку, вернулся к воде. Робин и Назир уже мыли бурдюки, выливая остатки теплой, припахивающей воды в землю. Гай сдернул осточертевший головной убор и плащ, и как был в одежде полез в воду. Блаженство!

Ты только посмотри, рыцарь превратился в рыбу!

со смехом сказал Назир, выпрямившись и прикрывая глаза ладонью от солнца. Робин хихикнул.

– Я бы и сам непрочь! Похоже, бедняга сейчас выпьет всю воду из озера! Эй, Гай, оставь и нам немного!

Ответом было булькающее сопение и опасный зырк ледово-синих глаз, полыхнувших с нежно-розовой обгорелой рожи мужественного рыцаря. Не удостоив спутников ответом, Гай снова с наслаждением приник к воде.

– Пожалуй, я присоединюсь к нему, – немного вяло улыбнулся Робин. – А то и правда, во мне кажется, совсем не осталось жидкости.

Спустя минуту к плескающемуся со счастливой миной сэру рыцарю присоединился бывший разбойник. Назир положил бурдюки просохнуть и уселся на бережок, качая головой при виде дурачащихся, брызгающих друг в друга водой молодых людей.

В памяти возвращались первые дни здесь. Благословенный

край! Назир с наслаждением вдыхал аромат родной земли. Его сердце было полно впервые за долгое время. Он словно ожил, ступив на берег родной Аравии. Чего нельзя было сказать о его спутниках. Хотя надо отдать им должное, их мужество и упорство достойны уважения. Первое, что сделал шатающийся, истерзанный морской болезнью Гизборн, это вывел из загона своего адского жеребца. Бедный конь находился, кажется, в ещё худшем состоянии, чем его несчастный хозяин, промучившийся всю дорогу и превратившийся в костлявую шатающуюся тень. Пришлось потратить почти две недели на приготовления к путешествию, хотя Гай рвался в путь. Робину с трудом удалось убедить упрямого как десять тысяч ослов рыцаря, что свалившись где-нибудь от слабости и немощи, он не спасет Лейлу и не вернется вместе с ней домой. Назир старался не встревать в перепалки и беседы молодых людей. В первое время он даже не знал, как относиться к Робину и к тому, что у бывшего командира роман с его дочерью. В конце концов сарацин плюнул на условности и решил относиться ко всему как к данности, предложенной Аллахом. Правда, между ним и юным рыцарем все ещё была такая прохладца, Гай не реагировал на присутствие Назира, так, словно сарацина не существовало. Посредником и связующей нитью между ними был Робин, который с самого своего знакомства с жаркой землей Аравии, впустил в сердце её пламя и дух. Назира поражало то, как быстро его бывший предводитель адаптировался в чужом для него краю. В отличии от Гая, погруженного в себя, неспособного найти общий язык с местным населением, Робин с успехом применял полученные от Амонет знания языка и обычаев Святой Земли. И, что поразило сарацина, местные не проявляли к нему неприязни, напротив, юноше удавалось зачастую то, что не выходило даже у самого Назира. К примеру, он купил прекрасных лошадей и провиант для путешествия за такую ничтожно малую цену, что даже у бывалого Назира отвисла челюсть. Наз помнил, как они беседовали в последнюю ночь перед выходом. Гай спал, свернувшись калачиком под своим синим плащом, в котле булькала вода. По совету старенького хозяина домика, который они снимали, бедуина, осевшего в городе, они кипятили воду, затем остужая её и заливая в мехи. Кипяченая вода не портилась намного дольше обычной. Они говорили по-арабски, Робин настоял, чтобы крепче и лучше усвоить язык, основы которого были уже заложены прекрасной Амонет.

Думаешь, он выдержит дорогу?

с сомнением спросил Робин, кивая на тихо пограпывающего в углу рыцаря. – Знаешь, Наз, иногда мне кажется, боги играют с нами, как с куклами. Вот мы были врагами…теперь Гай- мой брат, больше, чем брат. Я не знаю, как объяснить тебе. Знаешь, даже когда был шанс убить его там, в Шервуде, я оставлял ему жизнь. Меня не покидало ощущение, что я знаю его…что он не так плох, как кажется…

Назир наклонился, чтобы подкинуть поленце в огонь. Он немного помолчал, вслушиваясь в тишину, прерываемую только криком какой-то ночной птицы.

– Наши пустынные мудрецы, одевающие на себя повязки из шерсти, говорят, – наконец произнес он, – что когда-то мы уже жили раньше. Что душа не умирает, а продолжает жизнь, возрождаясь снова и снова. Быть может, твоя душа вспомнила, как когда-то вы были друзьями? Иного объяснения я не могу найти. Не знаю, что будет дальше, Робин, на всё воля Аллаха…Мне бы только отыскать дочь Амайрани…

– Наз…я давно хотел спросить, да как-то не выходило…ты не против, что мы с Амонет…что я…- Робин замялся. Назир, подавшись вперед, положил руку ему на плечо.

– Ты хороший человек, Робин. Иначе я не пошел бы за тобой. Я до сих пор не могу простить себе, Что не вернулся на Холм, не убедился…Аллаху было угодно спасти тебя руками того, кого мы все считали злейшим врагом. Кто я такой, чтобы идти против Его воли…и против вашей любви. Моя дочь вольна сама выбирать себе возлюбленного. И это не тот случай, когда я не одобряю её выбор. ..И вообще…Ложись-ка ты лучше спать, Робин, завтра мы рано выедем, ещё засветло.

– А ты?

– Я заполню бурдюки и тоже лягу.