Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
– Но она же не умерла! Не может наша Люда вот так сразу...
– Ты в операции участвуешь. В секретной. "Могла - не могла", "умерла - не умерла" - это вышестоящее руководство единолично решает, - сердито сказала Катрин.
– Да не верю я в вашего бога! Давайте в больницу! Что нам в том боге, когда хирург нужен!
Катрин фыркнула, заднее сидение тоже издало чуть слышный звук.
– Ой!
– сказал пилот.
Катрин вовремя придержала вышедшую из подчинения "баранку" и с чувством поведала:
– Ты, Никола, не водитель ответственного отдела, а авто-баран какой-то.
– Э... Да! Но как же она... Все, молчу!
– Слушай, дай я за руль сяду?
– Не-не! Машина с норовом. Да я в полном порядке!
– Тогда на управлении сосредоточься и башкой не вздумай вертеть...
В порядок Колька явно не пришел, но до скорбного заведения докатили относительно благополучно.
– Лежите тут смирно, в смысле, сидите тихо, я быстро, - заверила Катрин, вываливаясь из машины.
Без трости подбитая нога мгновенно напомнила о себе. Шпионка торопливо дохромала до кабинета - к счастью, доктор сидел на месте.
– Это опять я, - сказала Катрин.
– С крайне дурной, можно сказать, с трагической вестью. Только что убита товарищ Островитянская.
Улыбка мгновенно сползла с лица патологоанатома.
– Черт, даже не знаю, что сказать. Такая милая, обстоятельная молодая дама...
– Это несомненно. Мы весьма признательны за соболезнования, но в данном случае дело крайне срочное. Нужен гроб и профессиональный взгляд на покойную.
– Сейчас выпишу справку. Что касается гробов, то у нас только из неструганной сосны, не думаю...
– Покойная перед смертью выразила желание, чтобы церемония погребения прошла как можно скромнее и демократичнее. Завещала похоронить себя на малой родине. Так что мы отбываем немедленно. Сосновый гроб будет в самый раз.
– Господи, а что скажет ваше начальство? Все-таки заведующая самым известным отделом. Впрочем, вам конечно, виднее. Сейчас вызову санитаров.
– Не надо санитаров. Справок тоже не надо, ничего не надо Гляньте на тело, дабы в случае расспросов честно изложить, что видели. Быстренько, доктор.
Опытный патологоанатом начал что-то подозревать. Выскочил в коридор за спешащей посетительницей.
– Что собственно, произошло? Перестрелка?
– Злодейский выстрел в спину. Били с крыши, рука мерзавца не дрогнула.
Товарищ Островитянская выглядела очень мертвой и абсолютно недышащей. Жакет распахнут, кровь на блузке уже запеклась, входное пулевое отверстие отлично видно.
– Действительно, прямо в сердце. И она же...
– доктор в смятении глянул на Катрин.
– Увы, - Катрин взяла узкое запястье "тела".
– Пульса нет. Я уже проверяла.
Доктор принял руку "покойной", попытался нащупать пульс:
– Действительно. Но... Екатерина Олеговна, тогда я не совсем понимаю...
– Давайте без вопросов. Они, вопросы, вам еще надоедят. Где нам гробик схватить?
Анатом помог закинуть в машину легкий некрашеный гроб. От дверей мертвецкой смотрели санитар и еще какие-то сочувствующие граждане.
– Спасибо, док. Прощайте!
– Катрин завалилась на сиденье.
– В любом случае, мне очень жаль, - доктор сунул руки в карманы
– Мне тоже. Было бы чуть больше времени, я бы определенно с вами в синематограф сходила. Хотя я слишком семейная дама для киношек. Будь здоров, док!
"Лорин" выкатил в ворота, Катрин помахала на прощание скорбному заведению и стоящим на крыльце не самым плохим людям.
Из-под гроба на заднем сидении, одним глазом, но весьма возмущенно смотрела покойница. Ну да, в такую трагическую минуту и флиртуют бессердечные скорбящие.
– Потеря наша невосполнима, но жизнь есть жизнь, - вздохнула Катрин.
– Цепляемся за мирское, тщетно пытаемся утешиться в мелочах. Но скорбим и безутешны!
– Ага!
– подтвердил пилот.
– Ты, Николай, серьезнее. Вздумаешь так лыбиться, отгребешь уйму неприятностей.
– Что ж я, не понимаю?
– Если понимаешь, так думай о насущном. Ничего особо веселого сейчас в Питере нет. Кстати, как там сирота?
– Какая сирота?
– юный водитель полностью сосредоточился на баранке.
– Та самая. Заезжал ведь?
– Ну, мне по пути было. Крупы малость завез, лампу...
– Это правильно, - Катрин полезла в карман галифе, выковыряла растрепанные банкноты. Сзади передали еще жменю "керенок" и николаевских.
– Что это вы?!
– принялся возражать Колька.
– Мы и сами человека способны поддержать. Она, вообще-то и сама держится. Стойкая девчонка.
– Это хорошо. С папаней ее нехорошо вышло. Провизии купишь, дров, мы не обеднеем...
Занозистый гроб пришлось прислонить к ограде зажиточного особнячка - наверное, хозяева дурным намеком воспримут, но кому сейчас легко?
К машине Катрин вернулась в компании коренастого матроса.
– Давай, Николай, на Николаевский вокзал взглянем, а потом к Эрмитажу. Есть у нас там дело музейного характера.
Водитель покосился на сурового кронштадтца, но от вопросов благоразумно воздержался.
"Лорин" покрутился на площади Николаевского вокзала, чуть задержался у багажного отделения, гукнул на извозчиков, - патрули известную машину должны запомнить, а уж каким именно образом и куда отбыло тело - пусть останется загадкой.
Катрин глянула на часы - время поджимало. Давно уже в Эрмитаже должны быть. Не засада получается, а ерунда.
По сути, операция против Иванова задумывалась примитивной, основанной на непроверенных предположениях и догадках. Имелось мнение, что раненого "расписного" в кирхе св. Анны добил тамошний служитель культа. Настоящий был пастор или ряженый, уже не суть важно. В тот момент упустили, а отлавливать позже было уже бессмысленно - отопрется, доказательств никаких. Да и смысл вытрясать устаревшие сведения о диверсантах - сомнителен. Странный "Иванов" и его разрисованные люди, о которых толком ничего не знали и кураторы групп боевиков, наверняка сменил место базирования. Конечно, резервы Иванова иссякали - на начало операции у него имелось около десятка или чуть больше татуированных "штыков", малоценных для действий в городе, в связи с безъязыкостью и полным незнанием питерских реалий. Отыскать этих молчунов, практически не выходящих на улицу, было невозможно.