Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
Вновь прошел толстый чиновник - уж из присутствия возвращается, быстро управился. Протопал точильщик со станком за плечами, шумные бабы с корзинами, расхристанный солдат без винтовки. Катили извозчики, из-под поднятого верха коляски донесся возмущенный писклявый дамский голос. Ну, капризничайте буржуазия, капризничайте...
Читал Борька книжки Буссенара, Майн Рида и Дойла. Герои там непременно сохраняли хладнокровие и присутствие духа до самого нужного момента. И в истории так же: Гриневицкий и иные народовольцы - истинные герои, не дрогнули, знали на что
Чем больше Борька размышлял о слабости собственного организма, тем больше злость брала. Чаю перед уходом перепил, вот же бестолочь. Меньше часа прошло, как на Английской торчим, а уже поджимает. Понятно, прохладно и нервы, но разве такие мелочи должны отвлекать?
Стрелок вздрогнул - стоящий на противоположном стороне набережной, любующийся рекой и мостом Андрей-Лев снял шляпу и пригладил волосы. Уже?!
Автомобилей в городе немного. Но ошибиться вполне можно: номера грязноваты, да и указать время могли неточно. Хотя Лев нужный "форд" военного министерства от "руссо-балта" или "рено" уж точно отличит. Да и вообще трудящийся люд в авто не разъезжает.
– А мне вообще без разницы кто там, - прошептал Борька, стискивая в кармане рукоять пистолета.
Нет, кисть порасслабить, дыхание перевести. Браунинг модели 1903 - отличная машинка, осечки не будет. Предохранитель наказано спускать в последний момент, инструкция в голове застряла намертво.
"Форд", потрепанный, с поднятым верхом, снизив скорость, вывернул на набережную. Невысокий юноша в гороховом мешковатом пальто уже двигался параллельным курсом по тротуару - слегка неестественные движения, но вполне спокоен, смотрит в сторону мостовой и реки. Внезапно метнулся наискось, проскочив под мордами лошадей ломовика, рванул чуть ли не под фырчащую машину, вскочил на подножку...
Они! Борька увидел лицо генерала - с роскошными усами, удивленное, но не испуганное, рядом сидела дама - шляпа на глазах, качается дурацкая эгретка. Спереди обернулся шофер в кожаной фуражке, усы-стрелки возмущенно дернулись...
Стрелок крепко держался за стойку, пистолет в руке, предохранитель послушно поддался пальцу. Хотелось крикнуть достойное, что-то вроде "да здравствует революция и свобода!", Борька и сочинял, и слова подбирал. Но сейчас просто сунул ствол в лицо генерала и сказал:
– На, сука!
Выстрел опалил шинель, отверстие оказалось крошечным, сидящий заметно вздрогнул. Дама ахнула, нелепо распахнулся рот с мушкой над верхней губой...
Борька выстрелил еще раз, изо всех сил пытаясь угадать под шинельным сукном расположение генеральского сердца. Теперь как инструктировал связник - контрольная пуля в голову. Выстрел ожёг седеющую бороду, убитый как китайский болванчик откинул голову, за спинку сидения слетела полевая фуражка. Над скулой появилась крупная "мушка" пулевого отверстия. Так тебе, сволочь!
– Отвернись, дура!
– крикнул стрелок, с трудом удерживаясь на раскачивающейся подножке.
Генеральша
Глянув на затылок шофера - тот скорчился за рулем, видимо, предчувствуя пулю в башку - Борька выдрал из-за пазухи увесистый сверток посылки, уронил под ноги мертвеца.
Нужно было крикнуть шоферу, чтобы притормозил, но тут стрелок сбился с плана, просто спрыгнул с подножки. На ногах не удержался, покатился по булыжнику, но тут же вскочил, увернулся от извозчика. Суетливо пихал в карман браунинг...
Оказалось, Замятин переулок уже проскочили, пришлось, прихрамывая, бежать назад. С тротуаров смотрели, но не особо соображая, что к чему. Под одинокий удивленный вскрик, Борька шмыгнул за угол. Еще шагов полста и вот она дверь...
Впереди лестница в ажуре кованых перил, налево закуток привратницкой. Натоплено, пусто. Борька содрал с себя гороховое облаченье, швырнул за стол - там виднелись подогнутые ноги в ззасаленных на коленях брюках. Тревогу их хозяин уже не поднимет и вообще орать не станет - Филимон заходил, все сделал. Борька отодрал от верхней губы усики - больно, насмерть примерзли, что ли?! Черт, а браунинг?!
Мальчик подхватил с трупа пальто, выдрал из кармана пистолет. Глупить незачем, спокойней...
– Ты лежи, я на минутку заскочил, - прошептал Борька мертвому обрюзглому лицу в пего-рыжих бакенбардах, спрятал браунинг под тужурку. Спокойнее, спокойнее. Стрелок заставил себя смотреть в бледное лицо покойника, и тщательно выгреб из кармана семечки. Вот так, спокойно, мы дело делаем.
Пальто и шляпа полетели на мертвеца, Борька надел гимназическую фуражку, аккуратно повешенную Гаоляном на вешалку привратницкой, еще раз проверил под тужуркой пистолет...
Где-то наверху отперли дверь квартиры, затопали по ступенькам. Спокойно, до них высоко и далеко.
Борька сдвинул фуражку на нос и вышел на улицу.
Коляска с дремлющим кучером-Гаоляном ждала за углом, на Галерной.
– Сидай живо, да шинель напяль, - сказал Филимон, не поворачивая головы.
– А что там?
– спросил Борька, запрыгивая в коляску.
– А ничего. Шумят потихоньку.
Старая лошадь тронулась, копыта неспешно зацокали по мостовой. Экипаж свернул на набережную. Путаясь в гимназической шинели на тесноте сиденья, Борька слышал крики на набережной.
– Убили! Генерального комиссара Оверьянова убили!
– Я шпиона вот так видел! В двух шагах! По поребрику как дунул! Чисто обезьяна...
Ага, шпион, держи карман шире. Вот так мы вас громить будем, нигде от народа не скроетесь.
Борька высунулся из экипажа: вокруг влезшего колесом на тротуар "форда" собралась толпа, большей частью в военной и полувоенной форме, но размахивал там тростью и какой-то сугубо гражданский мордатый господинчик, кто-то кого-то отгонял, истошно звали доктора...