Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
Столыпин пожал плечами. Еще не хватало от дам бегать.
– Что угодно, сударыня?
При ближайшем рассмотрении незнакомка, стоящая за отодвинутой доской, оказалась весьма недурна собой. Да, весьма. Хотя могла бы быть и пониже ростом. Вся в черном, видимо, в трауре. Хотя на голове не шляпка, а косынка, причем, повязанная с определенной долей фривольности. Впрочем, траурный черный креп лишь подчеркивает огромные зеленые глаза. В руке что-то бумажное. Видимо, прошение желает передать.
– Нет, Петр Аркадьевич, у меня не просьба, и не жалоба, - усмехнулась молодая дама.
Столыпин
– Что же в таком случае?
– ответно усмехнулся премьер-министр.
– Пресса, - дамочка помахала свернутой в трубку газетой.
– Возможно, вам будет интересно взглянуть. Там и про вас есть немного.
– Опять какая-то гадость?
– разочарованно догадался Столыпин.
– Нет, на этот раз не "опять", а действительно гадость, - уже без улыбки пояснила незнакомка.
– Сочтете уместным взглянуть, так лучше просмотрите в кабинете, без свидетелей. Семье и адъютантам спокойнее будет.
– Боюсь, любая грязь, выплеснутая со страниц газет, до моих домашних все равно дойдет.
– Случается и иначе. Так ознакомитесь, Петр Аркадьевич?
Премьер-министр отвел колючие стебли малины, принял из заборной дыры газету. Чувство нелепости происходящего только нарастало. Ладонь незнакомки оказалась аристократично-узкой, пальцы ухоженные, без колец, но загорелые почти по-цыгански. Действительно, странная женщина.
– Жаль что не могу предложить более веселого чтения, - красавица вновь улыбнулась, но на этот раз показалась заметно старше возрастом.
– Всего хорошего, Петр Аркадьевич.
– И это все?
– не скрыл удивления премьер-министр.
– Увы. Возможно, попозже загляну к вам на чашечку чая с коньяком. Если позволите, исключительно по-соседски, без церемоний.
– Что ж, заходите, я предупрежу супругу, - с иронией пообещал Столыпин.
– Благодарю, вы очень любезны, - молодая дама отступила от забора и сказала, уже невидимая: - Да, чуть не забыла. Вы бы, Петр Аркадьевич, детей и посетителей от ворот и калитки отозвали. Сейчас по улице бешеная собака мечется. Я сама видела: шерсть клоками, пена с морды так и капает. Ужас! Запросто может в ворота заскочить и тяпнуть кого ненароком. Я абсолютно серьезно предупреждаю, Петр Аркадьевич.
– Позвольте, но вы-то сами как же?
– изумился премьер-министр.
– Так я и поглядываю. Но меня вряд ли покусают: во-первых я сама бешеная, а во-вторых у меня револьверчик.
Послышались шаги, видимо, дама уходила вдоль забора.
Столыпин сунул газетку под мышку и зашагал к дому. Разговор, сначала показавшийся забавным и игривым, закончился странно. Можно бы принять за розыгрыш, но... Не очень похожа на шутницу зеленоглазая гостья. Что-то этакое в ней... "Револьверчик", только подумайте...
Рассердившись, Петр Аркадьевич издали крикнул:
– Михаил, закройте-ка ворота. Сейчас мне такой вздор сказали, что даже не знаю как расценить. Сергей Львович, будьте любезны усадить посетителей на скамейки. И скажите Ольге Борисовне, пусть возьмет детей и идет в сад,
Глянули удивленно, но повиновались. Смешной рыжий мальчуган в матроске - чей же это такой?
– ухватил Наташу и Леночку за руки, заливаясь заразительным смехом, увлек в сад. Наблюдая, как закрываются ворота, Столыпин поднялся на крыльцо, вошел дом. На лестнице в кабинет задержался. Оттуда он все и видел...
По улице катило ландо: истуканом сидел кучер, в коляске двое жандармских офицеров - тоже замерли деревянными изваяниями. Странные они, не по форме одеты, шлемы старые... Наверняка какие-то дурные новости...
Черная женская фигура возникла дальше по улице, взмахнула рукой - нечто небольшое и цилиндрическое полетело навстречу экипажу. Звонкий хлопок - на бомбу не похоже, но резкий звук напугал лошадей. Рванули вперед, жандармы судорожно вскочили на ноги, у одного в руках портфель, другой выхватил револьвер.
– Назад!
– звонко и необычайно решительно крикнула женщина - бесспорно та самая, стройная любительница подсовывать газеты.
Стрелять она начала мгновенно - блеклые частые вспышки, хлопки выстрелов - словно огромной палкой вели по штакетнику. С облучка - раненый или испуганный свалился кучер, ландо опрокинулось, седоки вылетели с сидений. Из рук жандарма выпал портфель, офицер пополз к нему на коленях.
– Не трожь бомбу, сука!
– грубо закричала дама, бестрепетно пропуская промчавшихся мимо лошадей.
Пуля высекла искру из булыжной мостовой перед лицом жандарма, тот отпрянул. Его товарищ вскинул револьвер и немедля опрокинулся с простреленным плечом. Маузер безумной дамы не умолкал...
Петра Аркадьевича поразило, как может массивный и тяжелый пистолет выглядеть столь естественным продолжением женской руки. Человек ли она?! Несколько минут назад он мельком коснулся этой ладони, столь обманчиво хрупкой. Боже, что творится с миром?!
Кучер и один из ряженых жандармов, пошатываясь, убегали по улице. Дама пальнула им вслед - явно поверх голов, опустила маузер, развернулась и как-то мгновенно исчезла, видимо, шагнув под прикрытие ограды.
На миг наступила тишина, перед воротами стонал раненый. Потом закричали десятки голосов. Начался хаос.
– Портфель не трогай! Бомба там, - оглушительно вопил кто-то из охраны. Заливались трелями полицейские свистки.
– К воротам никого не подпускать!
– опомнившись, закричал из окна премьер-министр.
В саду поднялась беготня, кричали и плакали дети, их успокаивала няня, бледная Ольга успокаивала няню...
Удивительный хаос может создать избыток катастрофически опоздавшего к событиям и стремящегося продемонстрировать свое рвение, начальства. Полиция, жандармерия, чины всех мастей, оцепленная улица, солдаты, казаки, выведенные через заднюю калитку женщины и прислуга... Все чудовищно затянулось. Столыпин еще мог понять минеров, вдумчиво и осторожно разбиравшихся с дьявольским портфелем, но с какой стати необходимо ежеминутно докладывать о ходе работ по обезвреживанию бомбы, о поисках беглецов и иных следственных мероприятиях непосредственно премьер-министру? Прошляпили, идиоты!