Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
– Здравия желаем, граждане Романовы, - негромко поприветствовал вежливый л-матрос.
– Комиссия к вам. На вопросы отвечать точно, ясно, лаконично. А то враз засыплемся.
– Какая еще комиссия?
– испуганно спросила одна из девушек.
– Авторитетная комиссия. По решению конкретных вопросов, - л-матрос указал на Катрин.
– Звать предкома - Екатерина Георгиевна, княгиня баронского звания. Крайне ответственный и осведомленный человек. Беседуйте.
Моряк извлек из-под бушлата потертый толстенький
Создавать дурацкие ситуации Лоуд умела мастерски. Иной раз этот талант шел на пользу делу, иной раз наоборот.
Семья смотрела на гостью, в большей степени удивленно, чем испуганно. Впрочем, они разные, и смотрят с разным выражением. Нужно это учитывать.
– Прежде всего, должна признаться, что и к монархизму как общественно-политическое движение у меня восторга не вызывает, - резко заявила Катрин.
– Более того, не скрою, что отношусь крайне сдержанно к вами, Николай Александрович, и к вам, Александра Федоровна. Управлять Россией нужно было как-то иначе.
– А вы, сударыня, основательнее представиться не желаете? "Предком" - это шифр или фамилия?
– позволил себе очевидную иронию бывший император.
– Бросьте, Николай Александрович. Ни к чему эти формальности, да и время поджимает. Короче говоря, я вашей подданной никогда не была и не буду, посему говорим конкретно и по делу, - Катрин переложила пистолет в левую руку и поправила вновь выбившуюся из-под косынки прядь.
– Сейчас дела обстоят так - ваше семейство двигается в ссылку. Это вы знаете. Вот что оттуда никто из Романовых не вернется, пока для вас неочевидно.
– Откуда вам знать?
– с акцентом и определенной дерзостью прервала мать семейства.
– Вам, ряженой сестре, должно быть стыдно, размахиваете револьвером, пугаете...
– Мне не стыдно. Господин полковник, извольте объяснить супруге, что иногда нужно дослушать гостя. Хуже вам от этого не будет.
Николай Александрович взял жену за локоть, что-то кратко шепнул не по-русски.
– А мы по-аглицки вполне понимаем, - заметил л-матрос, обладающий недурным земноводным слухом.
– Заодно, по-французски, по-испански могем. А Екатерина Георгиевна и по-германски очень прилично может обложить. Вот такие нынче полиглотские нравы, граждане Романовы.
– Действительно, давайте без двойного дна и дипломатии, - поморщилась Катрин.
– Сокращая вступительную часть: вы приезжаете в Тобольск, далее конвоируетесь в Екатеринбург. Живете за высоким забором. Через год вас убивают.
– Как это?!
– вскрикнула младшая княжна.
– Без затей и довольно вульгарно. Никаких барабанов, народных гуляний и гильотин. Подвал, револьверы, беспорядочная пальба.
– Вы этого никак не можете знать, - резко сказал Романов.
– Прекратите запугивать, здесь дети!
– Детям и говорю, - злобно пояснила
– К вам бы, к взрослым, и не подумала заходить. Вы ошибок наделали, расплатиться будет справедливо. Несправедливо детям по вашим счетам платить.
– Вы лжете! Никто не посмеет...
– закричала Александра Федоровна.
– Рот закрой, - посоветовал л-моряк, закладывая страницу толстым пальцем.
– Не с тобой разговаривают.
Бывшая императрица осеклась, встретившись взглядом с матросом. Тот кивнул и вернулся к чтению.
Все уставились на книгу бородача: Данте, "Божественная комедия".
Катрин вскинула маузер, посмотрела сквозь прицел на мальчика:
– Алексей, это будет примерно так. Не сомневаюсь, что тебе хватит мужества встретить пулю достойно.
Мальчик шмыгнул носом. Вообще, он был уже вовсе не младенцем - четырнадцать лет, но судьба и образ жизни...
– Будет страшно, всем под пулями страшно. Но такая смерть быстра, - холодно продолжала Катрин.
– У меня тоже есть сыновья, рано или поздно они встретятся лицом к лицу с безжалостным врагом. Надеюсь, не в подвале.
Мальчик плакал. Кажется, не замечая слез и пытаясь твердо смотреть в зрачок маузера. Сестры на грани, мать сейчас впадет в истерику. Ну и сука вы, Екатерина Григорьевна.
– У вас есть шанс: раз и навсегда покинуть Россию. Исчезнуть мгновенно и безвозвратно, - сквозь зубы процедила Катрин.
– Но мы же русские, как вы не понимаете?!
– стиснула кулачки одна из сестер.
– Понимаю. Вы - часть России, несомненно. И как бы мы не относились к нелепости самодержавия, лишний грех России брать ни к чему. Потому я и предлагаю - исчезните навсегда. Жить будете, но никогда не вернетесь.
– Это провокация!
– с некоторым облегчением воскликнул старший Романов.
– Подлый, ничтожный шантаж!
– Может и подлый, но не ничтожный, - отрезала гостья.
– У меня не было ни малейших сомнений, что добрый совет вы не примете. Не из таких-с, Николай Александрович, да? Что ж, у меня есть для вас совет от авторитетнейшей личности. Кстати, та личность предупреждала о моем появлении, пусть и иносказательно...
Конверт смялся в узком рукаве платья. Катрин игнорировала протянутую руку бывшего самодержца, сунула Александре Федоровне:
– На чтение и осмысление - три минуты.
Письмо сочиняли лаконичным, но доходчивым. Старец попыхтел, но вложился. Донеслись рыдания чувствительной Алисы Гессен-Дармштадской - кажется, лобзала драгоценное мятое послание
– Слушай, может, оставим тетку тут?
– не отрываясь от книги, процедил л-матрос, явно размышлявший об особенностях воздействия эпистолярного жанра на отдельных представителей гомо сапиенс.
– Между прочим, погоняло "даром-штадская" не просто так дают. К чему нашей экологии такие сомнительные царицы?