Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
Куратор с трудом открыл золотую плоскую табакерку, насыпал дозу на зеркало. Кокаин в октябрьской России немыслимо дешев. Зажатая между средним и указательным пальцем визитная карточка выстроила ровную дорожку. Действительно, остались сутки, чуть больше. Рассеюшка вздрогнет, а умные люди отбудут с прибылью.
* * *
У казармы
43 часа до часа Х.
Сумрачно шагал Борька по темной улице и досадовал на обстоятельства, особенно на левую руку. Хотя, что рука?! Ну, забинтована. Разве это повод оставлять бойца без дела? Браунинг в кармане готов к делу, а команда к нынешнему заданию все равно с единственным пулеметом вышла, да и тот взяли на всякий случай.
Борька глянул на подпорченную руку - белела повязка, хотя порядком уже замусолилась. Нужно было поверх чем-нибудь замотать, а то, правда, как какой-то больной-увечный.
Шел товарищ Сальков на квартиру к командиру группы, взять дяде Филимону табака, да напомнить Глафире, чтоб не дурила. Последнее, конечно, было главнее, поскольку курево у дяди Филимона явно оставалось. Ну, раз намекнули, так чего в обиде и безделье сидеть. Дело не боевое, но все равно дело.
Улицы были безлюдны, налетал ветер, рвал полу длинной куртки, норовил сорвать натянутую до ушей кепку. Вот же город эта северная столица: улицы просторны, в погожую пору вроде и красивы, а в непогоду разом норовит выдуть человека прочь: катись тогда хоть до Финляндии или кувыркайся кривохвостым воздушным змеем по облакам до самого Ревеля.
Не без облегчения юркнул Борька в знакомую дверь полуподвала, поправил кепку и постучал, стараясь колотить по-воспитаннее.
– Есть кто? От Филимона Кондратьича я.
– Не ломись, узнала, - не особо приветливо ответили за дверью и лязгнули запором.
– Я по делу, - немедля заявил гость, входя в тепло.
– Просили табака взять и узнать - ужинала или опять постишься?
– Дурак, что ли?
– поинтересовалась Глашка.
– Хоть бы "здрасте" сказал. Иди руки мой, накормлю.
– Руки я, допустим, помою, - согласился Борька.
– На мне сейчас воды двойная экономия, так отчего не помыть. Ты на вопрос-то ответь. В себя пришла?
– Знаете, Борис, а давайте я вас по башке сковородой приголублю?
– с определенной официальностью предложила Глашка.
– Чтоб вы не в свое дело не лезли.
– На "вы" не надо, не графья. Сковородкой можешь стукнуть, если тебе легче станет. Но осторожно! Я и так приболел, - гость показал забинтованную ладонь.
– Сунул куда не надо, - догадалась девчонка.
Борька пожал плечами:
– Что скрывать, случаются ошибки. Значит, руки мыть?
Аппетитно шкворчала разогреваемая картошка. Нашелся у хозяйки и хлеб, черный, с сомнительными комками в мякоти, но все равно вкусный.
– Отстояла я в очереди, все равно делать нечего, - пояснила Глашка.
– Говорят, скоро в город муки завезут. Казаков с фронта вызвали, чтоб спекулянтов ловили.
– Врут, - заверил гость, старательно присыпая ломоть крупной
– Делать казакам нечего, как хлеб рабочему населению направлять. Им бы нагайкой махать, приварки к жалованью считать, да из карабинов в народ палить.
– Вы бы осторожнее, - помолчав, сказала девчонка.
– А то и правда, из карабинов...
– Мы-то что? Мы работаем.
– Ага, я-то и не догадываюсь. Отец хоть наврать умеет, а ты...
– Новое дело - что ж, у меня и фантазии нет? Я, если хочешь знать, рассказ сочиняю, - Борька стукнул по нагрудному карману тужурки.
– Про работу?
– усмехнулась Глашка.
– Нет. Про будущую жизнь. Как оно все должно стать, когда правда победит, и мы буржуев окончательно выгоним. Но сложно сочиняется. Нужно же, чтобы и правильно, и чтоб верилось. Тонкое дело.
– Куда уж тоньше. Ты в церковь сходи, примерься. Там и правильно, и с верой, и с благостью. Потому ни единому слову и не веришь, - хозяйка поставила на стол шипящую сковороду.
– Сравнила!
– Борька сглотнул слюну.
– У попов уж тысячу лет все отрепетировано. Только пришли новые времена и вот оно как на ладони: вот мы, вот дорога, а там светлое царство социализма. Понятно, дорога со всякими оврагами, ущельями и болотами. Да и враги не дремлют! Зато путь ясен. Будто зажегся на башне прожектор и врезал лучом на сто верст вперед.
– Как бы мы не ослепли под таким светом, - засомневалась Глашка, подавая ложку.
– Прожектор врага слепит, а не нас, - заверил товарищ Сальков.
– Идея мне ясна, но как это отобразить в предложениях, запятых и смысле? Сюжетом это называется. Думаю, нужно с боев начать. Все ж сраженья в основе идут. Вот рабочий отряд. Кругом измена! Жандармы, казаки, царская гвардия пушки выкатывает. Почти все уж в плену. Командир убит...Патронов мало, связник контужен. Знамя на баррикаде сто раз пробито. Дым, грохот! Одна надежда на бомбы! Но отобьемся!
– Начало шумное, - одобрила девочка.
– Хоть в рассказ, хоть в синематограф под фортепьяно. Но пока в этаком грохоте светлого будущего не видно.
– Встают заводы, смыкаются шеренги, подошла помощь. Далеко отброшен враг. Строится дорога. Вот мост! Подвозят рельсы, стучит паровой молот. Спеет рожь на полях. Не спят часовые. Движется вперед головной дозор с броневиком. Кавалерия прикрывает...
– Ложкой не маши, все ж не шашка и не бомба. Хороший рассказ, только уж очень боевой. Может, парк какой-то должен быть? Карусель для ребятишек. Квас и мороженое по воскресеньям?
– Квас и мороженое непременно впишу. Карусель, гм... Не, это устаревшее. На аэропланах и дирижаблях будут все кататься. Нам Лев рассказывал - воздухоплаванье скоро станет очень развитое и всеобщее. Вроде трамваев - куда надо, туда и лети. Но про парк и театр непременно нужно вписать. И про людей. Про тебя, к примеру.
– Про меня нельзя, - тихо сказала Глашка.
– Я грязная. Напачкаю в вашем светлом будущем.
Борька отвечать не спешил, отскреб от сковороды вкусную корочку-поджарку и лишь потом спокойно ответил: