Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
Гид, держа пистолет двумя руками, стрелял в тело за столом до тех пор, пока магазин парабеллума не опустел. Проклятый коммуняка лежал недвижно. Куратор неловко перекрестился. Спасло истинное чудо - последняя пуля мальчишки едва не задела плечо. Живуча оказалась недоросшая и несбывшаяся легенда большевизма.
– Ну шо, отписался классик?
– Гид плюнул в труп, но гордая самостийная слюна повисла на подбородке хозяина.
Утираясь, полковой есаул попятился. Латвиец, тьфу, шоб его, эстонец, сидел под вешалкой, безжизненно свесив голову на грудь. Где-то в доме орали на разные голоса: растревожила стрельба пролетарское клопиное гнездовье.
Гид выскочил во двор -
– Помоги, Иисусом молю, помоги...
Вот, тварь балтийская, даже акцент ему вышибло.
– Сейчас-сейчас, братка...
– куратор пытался перезарядить пистолет, магазин не желал втыкаться на место, пальцев стрелку не хватало. Кричали уже во дворе, казалось, сотня человек набежит. Пан есаул подхватил валяющийся "шмайсер" и всадил неловкую очередь в грудь лежащему. Жаль, патрона четыре всего оставалось - ну да хватит господину э-э-эстонцу, болтать лишнего не станет. Куратор отшвырнул автомат и метнулся через двор к сараям - хорошо, пути отхода успели заранее наметить...
Глава десятая. Полет в пропасть
3-й Рождественский переулок
41 час до часа Х.
– Поздно, - вздохнула Катрин, глядя на карту, помеченную бегло нарисованными карандашными значками.
– Не переживай, все наладится, - заверила завтракающая соратница.
– Векторы, как вы обзываете, или ступни Логоса, как именует данное темпорально-логическое явление Укс, векторы все выпрямят. Они жуть какие мозолистые, эти ступни-векторы. Вообще непредсказуем только клев рыбы, все остальное повинуется законам учения о соотношении субъективных и объективных факторов истории, как утверждаем мы с Ильичом. Случится наша революция, никуда она не денется.
– Я не столько за революцию волнуюсь, сколько за ее цену. Все идет по наихудшему сценарию. Жертв уже много, а будет... Между прочим, это мои соотечественники.
– Ну да, ты из тех особ, у которых бывших соотечественников не бывает, - согласилась оборотень.
– Кстати, тоже очевидная ненормальность. Гм, будут жертвы, как без жертв. Я вот думаю - может потом Гражданская помягче пойдет? По-быстрому народ перестреляет друг друга, и...
– Понятно, Гуляйполе и особо ценные кадры останутся на периферии и позже свое возьмут.
– Могут быть у меня свои пристрастия или я не высокоразвитое земноводное, а вообще глубоко холоднокровное пресмыкающееся?
– возмутилась Лоуд.
– Пристрастия у тебя быть могут, - Катрин оторвалась от карты.
– Но вот как ты день с такого "круассана" способна начинать, абсолютно непонятно.
Завтракала оборотень жирнющей селедкой - рыбина была чудовищного размера и на редкость пахучая. Фунта три в рыбке, не меньше.
– Чего такого?
– пожала практически отсутствующими плечами оборотень.
– Рыбий жир мне прописан, а здоровье нужно беречь. А что без хлеба, так ни ситного, ни житного, ни галет у нас нетути. Тяжелые времена слома эпох, как справедливо изволила ты заметить. Чего там намечается, если в беглых подробностях? Излагай, а
– Все плохо, - пробормотала Катрин, возвращаясь к карте.
– И с каждой минутой все хуже...
Перестрелки начались еще ночью, поскольку приказы ВРК и генерала Полковникова стали известны практически одновременно.
Приказ ? 251 Главного начальника Петроградского округа Генерального штаба генерала Г.П. Полковникова от 24 октября 1917
1. Приказываю всем частям и командам немедленно и точно выполнять приказы штаба округа. За невыполнение - военно-полевой суд.
2. Всякие самостоятельные выступления запрещаю. Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицы будут преданы военно-полевому суду за вооруженный мятеж.
3. В случае каких-либо самовольных вооруженных выступлений, помимо приказов, отданных штабом округа, приказываю пресекать мятежные действия всеми возможными способами.
– Так их, мерзавцев!
– говорит человек, кладя листовку рядом с недопитой чашечкой чая.
– Хватит потакать! Погубим Россию! Стрелять на месте, а главарей вешать. Непременно прилюдно! Непременно! На фонарях. Довели страну своей предательской анархией вонючего большевизма...
Свет под абажуром в "китайском стиле" опять мигает. На электростанции безобразие. В магазинах, трамваях и подворотнях - мерзость! Кругом, кругом безобразие. Серая листовка рядом с тонким саксонским фарфором блюдца действительно выглядит отвратительно.
* * *
Обращение ВРК: "Петроградскому Совету грозит прямая опасность; наши товарищи, члены комитета убиты, ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать из окрестностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Наши газеты закрыты силой оружия, погибли члены комитета и типографские товарищи.
Товарищи! Военно-Революционный комитет предписывает привести все силы в полную боевую готовность. Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции!"
– Дождались-таки, суки?!
– говорит человек, складывая листовку.
– К ногтю министров-капиталистов! Голодом морят, твари!
Это другой человек: у него нет ни саксонского фарфора, ни скатерти. И вообще он этим ранним утром в дымной мастерской - домой не уходил. По ногам сечет сквозняк, а пустой кипяток в кружке остыл. Зато у человека есть клепальный молоток и "французский" гаечный ключ. Человек надевает прожженные рукавицы и вновь подступает к серому броневому борту - "Шеффилд-Симплекс"[17] холоден, мертв, подобен намогильному валуну. Но броневик оживет. Сказали "к полудню, хоть кровь из носа". Будет. И броневик, и кровь.
* * *
...Карта. Изгиб Невы, каналы, улицы, названия большинства которых Катрин не знает. Чужой город. Но свой, понятный и этим страшный.
Первыми к осмысленным действием перешли "временные". Около пяти часов утра отряд городской милиции 3-го Рождественского района и юнкера-добровольцы 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков захватили типографию "Труд", имея задачу не допустить выхода газеты "Рабочий путь"[18].