Октябрь
Шрифт:
— Не пойму, про что говоришь, — тонкие губы Коваля сжались еще плотнее, запавшие глаза уставились на друга с таким укором, что Тимошу стало не по себе.
— Я надеялся, в Тулу направят. Наконец-то, до настоящего дела дорвемся! А выходит — с одного двора на другой перетаскивать.
Подошел Кудь.
— Здорово, хлопцы-молодцы! Дорогу в комитет знаете?
— Знаем.
— Ну, если знаете, загляните через часок.
В назначенное время друзья направились в комитет. На крыльцо ступить не успели — Савва Кудь, брат
Семен Кузьмич, грозный, с потемневшим от гнева лицом, следом за ним появился на пороге.
— Трус! Баптист! Христосик! — кричал он. — Кладоискатель лопанский!
Старик заметил Тимоша, смутился, как малый ребенок, голубые глаза наполнились слезами — больно было смотреть на него. Антон опустил голову. Тимош поспешил обратиться к старику:
— Мы к вам, Семен Кузьмич!
— Вижу, ко мне… — отвернулся Семен Кузьмич, постоял немного, не глядя на ребят, потом сразу переломил себя: — Ну, давай за мной…
Движения его стали угловатыми, говорит отрывисто, резко.
В помещении комитета остановился у объявления.
— Грамотные? — указал на объявление о приеме в партию и отошел в сторону.
Тимош принялся читать вслух. Перечитал еще раз, потом еще про себя, посмотрел на Коваля, придвинулся к нему поближе, словно стараясь подбодрить. Стояли рядом, не сводя глаз с маленького листка на стене.
— Ну вот, хлопцы-молодцы, которые грамотные, передай неграмотным, — проговорил Кудь, всё еще занятый своими мыслями. Незнакомый Тимошу человек, сидевший за столом, поднялся навстречу Семену Кузьмину; ребята слышали, как Семен Кузьмич сказал о Савве:
— Приходил уговаривать, чтобы поддерживал Временное правительство!
Незнакомец за столом, выслушав Семена Кузьмина, негромко спросил, поглядывая на Антона и Тимошку:
— Что за ребята? С шабалдасовского?
— Они самые, — ответил Кудь, — Руденко из снарядного и Коваль из кузнечного.
— Коваля я, собственно, знаю, — лицо незнакомца просветлело, и Коваль заулыбался ему доверчиво, как бывает, когда люди встречаются вновь после минувших тяжких испытаний.
— Толковал с ними? — спросил Семена Кузьмича незнакомец.
— Да тут сейчас обо всем и договоримся.
Кудь подозвал молодых рабочих:
— Прошу присаживайтесь — разговор серьезный.
— Павла с Ивановки знаешь? — спросил незнакомец Тимоша. Руденко отозвался не сразу:
— Знаю.
— Мотору-гончара знаешь?
Тимош нерешительно глянул на Кудя.
— Ну, чего смотришь, отвечай. От партийного комитета секретов нема.
— Знаю.
— В военном городке бывал?
— Бывал.
— Подмога требуется в одном важном деле, — пояснил незнакомец. — Ткач говорил с тобой насчет вооружения заводских дружин?
Тимош утвердительно кивнул головой.
— Говорил, что Временное правительство против создания рабоче-крестьянских боевых сил, что оно всячески
— Это мы и так знаем.
— Потому и позвали вас, что знаете, — кивнул головой незнакомец. — Мы тут советовались, обсуждали, решили вам одно дело доверить. Комитет поручает всю операцию товарищу Павлу, ему и подчиняйтесь. Проведешь его группу в военный городок к человеку, у которого ты бывал. На железнодорожной ветке всё уже подготовлено. Люди помогут вам погрузить оружие в вагон. Вы, ребята, будете сопровождать груз до города, — представитель комитета вынул из ящика стола наган и протянул его Тимошу.
— Понятно, — принял оружие Тимош.
— Дальше порядок такой: железнодорожники отцепят вагон, загонят на запасный путь. Там будет ждать вас товарищ Кудь с дружинниками. Ночью трамвайщики подгонят к переезду трамвайную платформу со шпалами, и на этой платформе доставите всё к заводам. Помеченные ящики сбросите для шабалдасовского, на остальное найдутся хозяева. Уговор?
— Уговор! — воскликнул Тимош: дело принимало подходящий оборот. — Когда выезжать?
— Сегодня к ночи. Только еще уговор: чтобы всё по-рабочему, чтобы чужой никто носа не совал. Не для господина губернского комиссара стараемся.
Когда вышли из комитета, Коваль подтолкнул Тимоша:
— Ну, дворовая бригада, что теперь скажешь?
Тимош стиснул рукоятку нагана:
— Бригада подходящая.
— А ты понял, что Кудь про грамотных говорил? — спросил вдруг Коваль.
— Понял, Антоша. Я сам об этом давно думаю. И знаешь, что думаю? Как нам в партию идти, если мы нуль круглый, пустое место, никакого настоящего веса нет. В партию идти, это знаешь… Совершить что-нибудь надо, доказать. Согласен, Антоша?
Коваль удивленно взглянул на товарища:
— Нет, не согласен… — тихо проговорил он.
— Не согласен? — негодующе уставился на друга Тимош. — Не согласен, что оправдать себя надо?
— Не знаю, — неохотно отозвался Коваль, — мне не в чем оправдываться…
— То есть, как не знаешь? Разве ты никогда не задумывался о том, что значит быть партийцем?
— А разве ты не рабочий человек? — вопросом на вопрос ответил Коваль.
Тимош продолжал нетерпеливо поглядывать па товарища, ожидая, что он скажет еще, но Ковалю нечего было прибавить, и они вошли в цех, не возобновляя разговора.
— Где шатались, прогульщики? — встретил их Растяжной. Перед приходом Тимоша и Коваля они с кладоискателем о чем-то жарко спорили. Растяжной держал еще в руках колоду карт, перебрасывая и перетасовывая. Он всегда теперь таскал с собой карты и вечно трепал их в руках, просто уж такая привычка появилась у человека — с кем ни встретится, непременно вытащит из кармана карты и перебрасывает.
— Ну, как там мой братец Семен, успокоился? — в свою очередь с тревогой осведомился Савва. — На каком градусе кипения?