Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде
Шрифт:
А положение между тем становилось все напряженнее и напряженнее. Чувствовалось, что развязка близка.
Еще летом такого чувства не было. А теперь, в конце сентября и начале октября, это чувство и ожидание грядущих событий были везде и у всех.
Когда закрывались собрания, когда пустели залы и замирали последние звуки речей агитаторов, когда рабочие расходились по домам и на улицах предместий наступала тишина, тогда в этой тишине чувствовалась какая-то настороженность, ожидание чего-то необычайного, незаурядного. Тишина эта, казалось, чутко к чему-то прислушивалась.
Все как-то инстинктивно понимали, что в этой тишине таится
Мы все — члены наших центральных революционных органов: ЦК, ПК, военной организации и члены наших заводских и фабричных организаций, все, начиная от руководящих верхов и кончая пролетарием, стоявшим у станка, прекрасно понимали, что выступление пролетариата неизбежно.
Все прекрасно понимали, что наш классовый враг не спит и деятельно готовится к удушению революции. Фактов, подтверждающих это, было множество; правительство Керенского приступило к осуществлению плана вывода революционно настроенного гарнизона из столицы; наоборот, в столицу приходили реакционно настроенные казачьи части; на фронте также принимались меры — расформировывали неспокойные революционные части, подавлялись малейшие попытки протеста. Правительство лелеяло мечту сдачей Петрограда задушить революцию в корне.
Между тем из провинции приходили все чаще и чаще вести о нараставшем движении крестьян, захвате помещичьих земель, стихийном стремлении самочинно разрешить вековой земельный вопрос.
Все понимали, что всеобщий взрыв не за горами, что к нему нужно быть готовым, если мы не хотим остаться за бортом истории.
Нужен был чей-то авторитетный призыв, указание, определение того главного и существенного, что характеризует текущий момент.
И такое указание было дано в резолюции ЦК, где говорилось о том, что «вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело» и что «ЦК предлагает всем организациям руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы».
Под влиянием всей обстановки дня и принимая для руководства резолюцию ЦК, наша Петербургская организация и созвала то историческое заседание, которое произошло 15 октября 1917 года, т. е. за десять дней до переворота.
На этом заседании были заслушаны доклады; от ЦК — тов. Бубнова и от военной организации — мой. Тов. Бубнов так формулировал свое мнение: «Мы стоим накануне выступления… Что касается нашего положения, то мы должны сказать, что все висит на волоске. Шесть месяцев революции привели к развалу. Вследствие этого народные массы начинают набрасываться на всех и на все… Чтобы спасти революцию, нам надо взять власть в свои руки… Все элементы для восстания даны, и если, мы в этом убеждены, то все силы должны подготовить к выступлению».
Я в своем докладе также исходил из того положения, что «назрел момент вооруженного выступления».
Это было, конечно, ясно, как ясно было и то, что рабочие Питера встанут по нашему призыву, как один человек. Но мы, т. е. организаторы и руководители революционного гарнизона столицы, трезво отдавали себе отчет и в том, какое огромное значение имеет для успеха нашего дела всесторонняя и тщательная подготовка к восстанию.
«Нужно помнить, — говорил я, — о том, что наше наступление только тогда выиграет, когда в первые дни мы будем иметь огромный перевес».
Приглашал я товарищей учесть и ту роль, какую должно играть в революции революционно настроенное беднейшее крестьянство и вообще провинция.
Нам, стоявшим
Мы, конечно, прекрасно понимали, что рабочие встанут по призыву нашей партии, но мы понимали, что нужна еще и вооруженная сила, та физическая сила пулеметов и винтовок, броневиков и артиллерии, без которой победить нельзя.
Насколько я помню, наша Красная гвардия обладала небольшим количеством винтовок. Больше всего их было, конечно, на крупнейших заводах; например, на Обуховском заводе насчитывали штук 500 ружей; в Лесновском подрайоне было 84 винтовки, а в Городском районе были заводы, имевшие по сотне, по двадцати винтовок. Красная гвардия располагала даже пулеметом и блиндированным автомобилем (на том же Обуховском заводе). В лучшем случае в нашем распоряжении была тысяча или две винтовок, в то время как враг располагал всеми родами оружия. Правда, в ряды Красной гвардии записывались сотнями; на крупных заводах красногвардейцы числились тысячами.
Для победы революции вооруженные отряды рабочих, конечно, имели огромное, первенствующее значение.
Но за всем тем — гарнизон, войска решали дело. Я разумею, конечно, военную силу, которой руководила, в конечном счете, партия.
Вот почему военная организация, хорошо знавшая настроение всех военных частей, наших и враждебных, знавшая все рода войск, какими мы располагали, призывала, учтя мельчайшие детали, тщательно подготовиться, насколько это возможно, обеспечить себе перевес в первые моменты восстания. Это было важно в особенности потому, что из докладов представителей районов получалось, что настроение далеко не во всех районах боевое.
Из девятнадцати районов представители только восьми высказывали твердую уверенность в том, что районы по первому призыву выступят твердо и решительно; представители шести (и в том числе такого, как Выборгский) заявляли, что настроение масс нерешительное и выжидательное, а представители пяти прямо говорили, что готовности к выступлению нет. В числе этих последних были такие, как Васильевский, Нарвский и Охтенский.
Действительность показала, что представители районов ошибались, что лишь только партия и Петроградский Совет призвали рабочих к восстанию, они всей своей массой выступили на борьбу. Уже накануне восстания это стало ясно всем, но тогда, за десять дней до восстания, казалось не так. Вот почему мы призывали к особо серьезной подготовке, к тщательному учету сил, к накоплению их для перевеса над противником, к развитию усиленной организационной и агитационной деятельности на отсталых участках фронта.
Некоторым товарищам казалось тогда, что мы слишком осторожны. Заподозрить же нас в том, что мы против выступления, никто бы не посмел, потому что мы неоднократно доказывали, что по призыву партии мы готовы выступить когда угодно и при каких угодно обстоятельствах.
Но наш опыт (особенно в июльские дни) показал нам, что значит отсутствие тщательной подготовки и перевеса сил. И вот почему мы так настаивали на учете всех наших сил и сил противника. Это обстоятельство казалось некоторым нетерпеливым нашим товарищам непонятным упрямством и доктринерством. Некоторые же товарищи, не верившие в успех, надеялись на то, что призыв военной организации к тщательной подготовке вообще затянет вопрос о выступлении и оно, пожалуй, не состоится.