Олегархат им. тов. Сталина
Шрифт:
Вообще-то к этой девальвации, намеченной на вторую половину месяца, британское правительство усиленно готовилось: причины и время ее проведения я в аспирантуре учила (как пример «неправильного проведения девальвации»), так что сами англичане просто о ней объявили на неделю раньше намеченного и их она сильно не взволновала. Но не взволновала совершенно напрасно: о ней объявить собирались после публикации данных о резко отрицательном торговом балансе Британии, а не до нее — поэтому через неделю, когда торговый баланс был опубликован, произошла вторая волна обрушения курса фунта на всех мировых биржах. Причем курс рухнул еще сильнее, фунт через две недели котировался по доллару и девяносто восьми центам вместо «стартовых» двух долларов и восьмидесяти центов США, а Совзагранбанки, скупив нужное количество фунтов, отдали все взятые кредиты, оставив себе треть «за беспокойство»… Треть от более
И мне понравилось, что поначалу никто и не подумал, что это «СССР обрушил фунт», ведь с немцами контракт на поставку оборудования для огромного завода грузовиков был подписан и даже оплачен — германскими марками, естественно. Но через две недели…
Люди товарища Судоплатова все же выяснили, откуда буржуи получали обо мне конфиденциальную информацию. Ее сливала жена одного мелкого клерка из Госплана, яркая представительница «общества», в котором принято писаться от восторга при взгляде на «квадрат» Малевича и с придыханием смаковать «букет французского пино» из импортной бутылки — жуткого дешевого пойла для французских низов общества, тамошнего аналога советского «солнцедара» (кстати, в этой моей жизни так и не появившегося). Сливала она данные, полученные от мужа, на какой-то артистической тусовке, где было немало и иностранцев, причем исключительно для того, чтобы изображать из себя «высокопоставленную даму» — и вот через нее буржуям слили еще немного ценнейшей информации. О том, что «Светлана Владимировна сказала, что это лишь начало, а если ее еще кто-то обидеть попробует, то за японскую йену будут брать два фунта, а шекели станут на вес продавать возле общественных сортиров». И, судя по всему, до буржуйских банкиров информация дошла…
Все же не зря я тщательно изучала «атаку Сороса» на фунт. Да, тут ситуация в чем-то была менее подходящей, но и высочайший уровень доверия буржуев к Совзагранбанку нам сильно помог с теми же займами, и «предзнание» о провале британской экономики оказалось очень не лишним. И то, что финансовые инструменты в мире как раз вышли на должный уровень, все же именно «мои» компы сделали возможным столь быстрые переводы миллиардных сумм с континента на континент.
Кроме собственно обрушения фунта и всех связанных с ним валют (из которых больше всего пострадал именно шекель), проведенная «финансовая диверсия» заметно сократила популярность идей по созданию различных «валютных союзов», а так же прилично укрепило доверие иностранцев из «слаборазвитых стран» к экономическим идеям Советского Союза. Сталин в свое время продавить создание «международной валюты на базе золотого запаса СССР» не успел, его за это просто убили — но теперь такая валюта сама собой появилась. И, что для меня было особенно важно, ей стал не доллар…
У американцев в качестве «отдаленного последствия» этого трюка тоже возникли некоторые проблемы, причем их как раз они к действиям Советского Союза при всем желании привязать не смогли. Банкиры, тщательно проанализировав ход всей моей операции, пришли к интересному выводу: если бы в Банке Англии золотой запас не был вывезен в значительной части за океан, то там бы панику погасить смогли бы довольно быстро и с минимальными потерями. Но возить золото через Атлантику долго и дорого — и очень многие страны предпочти свои золотые запасы репатриировать. И янки, скрипя зубами в бессильной злобе, были вынуждены это золото, которое они уже привыкли считать «практически своим», отдавать…
Вынуждены: золотишко на биржах начало сильно дорожать (то есть много валют по отношению к золоту быстро дешеветь стали), и если бы американцы уперлись и возвращать золото не стали, то доллар бы почти сразу и рухнул. Но он удержался, а рухнули практически все европейские валюты, японская йена, доллар Австралии — но заметно укрепился арабский динар. Что было понятно: он же просто в золоте и номинировался — но и тут все оказалось не так просто: нефть-то на Востоке тоже котировалась в основном в этих самых динарах.
Выборочный склероз — это иногда не очень и плохо. Я совершенно забыла, как звали того парня, но очень хорошо помнила о том, что он наделал…
Почему-то считается, что «нефтяной кризис семьдесят третьего года» случился из-за того, что евреи напали на арабов. Но на самом деле война на Ближнем Востоке была лишь формальным поводом: не напади евреи, нефтяные шейхи другой повод нашли бы. А причиной кризиса стало именно подорожание золота, из-за чего шейхи стали на нефти меньше золота зарабатывать. А золото в мире стало резко дорожать из-за одного советского парня, который заметил, что стабильность мировых
И весной шестьдесят восьмого бочка арабской нефти поднялась в цене с трех долларов до четырнадцати, довольные шейхи подсчитывали барыши, а в Европе и за океаном яростно чесали репы, пытаясь придумать, как жить дальше. Но придумывалось у них плохо, особенно у американцев, ведь американские-то нефтяные компании стали буквально в золоте купаться и сильно сопротивлялись любым попыткам правительства цены на нефть уменьшить.
Но это, так сказать, было внешней канвой происходящих изменений, а меня больше интересовала «внутренняя начинка». И эта «начинка» мне в конце зимы уже начала нравиться. Никсон, второй срок занимающий пост президента, явно не хотел остаться в истории «президентом, при котором подорожал бензин» и выделил огромные субсидии американским нефтяником с тем, чтобы они цены на бензин удерживали хотя бы на уровне вдвое дороже, чем до кризиса, и одновременно начал активную рекламную кампанию под лозунгом «из-за арабов вы платите чуть дороже за бензин, но будете платить вчетверо меньше за свет». И подписал контракт на закупку миллиарда диодных ламп с Советским Союзом, причем ему лампы поставлялись по два доллара, а в рознице они продавались по доллару и разница покрывалась за счет казны. Но миллиард — это очень много, завод в Пхеньяне, даже увеличив к весне производство втрое, столько лишь за двадцать лет мог бы изготовить — но такие заводы уже и в СССР появились. Все равно пока «американский контракт» с нынешним производством можно было лет за пять всего закрыть, но заводы продолжали расширяться…
И продолжали строиться новые заводы на полученные от американцев деньги, в том числе и в Северной Корее они строились. И новые угольные электростанции, и электростанции на реках, и АЭС уже обрела заметные глазу очертания. Но, похоже, мне все это увидеть в законченном состоянии не придется, во всяком случае скоро: Лена сообщила, что теперь я могу в Москву возвращаться без малейших опасений.
КГБ по своим каналам пообщался с американскими «коллегами», они обсудили некоторые проблемы, а в конце февраля янки сообщили, что отдельные граждане, испытывающую личную неприязнь к товарищу Федоровой, больше ни к кому никакой неприязни испытывать уже не будут. И предоставили «визуальные доказательства» данного утверждения: им (конкретно ФБРовцам) вообще было плевать на какого-то эмигранта из СССР в Израиль и уж тем более было плевать на зарвавшихся британских мелких чиновников, явно подставлявших Великую Американскую Демократию. Понятно, что к Советскому Союзу эти американцы тоже ни малейшей любви не испытывали, но головой они думать пока еще умели и уже просчитали, что теоретически СССР может и доллар обвалить. Да и вообще по линии спецслужб специалисты предпочитали «играть по правилам» — за исключением случаев, когда им казалось, что их-то уж точно не подловят. Но пока такой уверенности не было…
В Москву я вернулась (вместе со всей семьей, конечно) первого марта и, вспомнив о том, что вообще-то «год был тяжелым», принялась срочно изучать как советскую прессу, так и у «специально обученных товарищей» узнавать о международных новостях. И особенно мне было интересно, как там дела идут в «братской» Чехословакии, но как раз у чехов все было довольно спокойно. Неспокойно было у поляков…
Но на поляков лично мне было вообще плевать, однако в целом что творится в «социалистическом лагере» меня интересовало довольно сильно. В том числе и потому, что этот «лагерь» очень много чем хорошим обеспечивал советский народ. Однако выяснилось, что я все же смотрела «немного не туда». И на первой же встрече после моего возвращения Николай Семенович меня огорошил сообщением:
— Светик, вот ты с корейцами очень хорошие отношения наладила, значит, понимаешь, что им нужно. А с китайцами ты могла бы отношения наладить? А то у нас с товарищем Мао появились серьезные разногласия.
— Какие именно? То есть я насчет Китая ничего сказать не могу… хорошего, но понимать, чем они нам нагадить могут, все же необходимо.
— Вот за что я тебя особенно люблю, так это за точность формулировок. Товарищ Мао может нам именно нагадить, и нагадить довольно серьезно. Я понимаю, ты еще от корейского времени в себя не пришла, но если сможешь еще часок выдержать…