Оленин, машину! 2
Шрифт:
Это показалось мне странным, даже непривычным. В современной культуре, когда мелькает слово «СМЕРШ» и упоминается контрразведка, то сразу представляются сцены из фильмов: напряжение, страх, иногда даже фарс. Взять тот же эпизод из «Утомлённых солнцем 2», где старший пионервожатый буквально потерял самообладание от страха и в штаны напрудил.
Но здесь всё выглядело куда проще и будничное. Никто нас за опасных зверей не воспринимал, потому и не боялся до жути. Да, вопросы задавали скрупулёзные, документы проверяли до мельчайших деталей, но это была работа, а не художественная
Наконец, преодолев последнюю проверку, мы въехали в город. Мишань встретил нас хмуро. Узкие улицы, тусклые огни за плотно прикрытыми ставнями, немногочисленные прохожие, которые хоть улыбались и кланялись при виде нашей техники, но выглядели напряжёнными. Можно понять: им при японцах столько пришлось пережить! Ещё неизвестно, какими русские окажутся. Наверное, так думают. Встречали радостно, конечно. Видать, по принципу «лучше хоть кто-то, чем эти проклятые японцы».
Мишань, как я заметил, во время отступления не пострадал. Вовремя наш передовой отряд совершил марш-бросок в город. Японцы так драпанули, что не успели ни одного предприятия, ни одной электроподстанции взорвать. Побросали динамо-машинки и рванули куда подальше. В этом китайцам, конечно, повезло. У них и так жизнь под оккупацией небогатая была. А если ещё и основные источники дохода и коммунальную систему разрушить, так вообще — каменный век.
Мы доехали до главной площади, остановились. Всё, чего хотелось, — найти хоть какое-то место, чтобы просто рухнуть, вытянуть ноги и провалиться в глубокий сон, придавив минуток шестьсот. Каждый смотрел по сторонам, прикидывая, где тут можно остановиться на ночлег. Но где? Квартиры и дома чужие, гостиниц, если они тут вообще были, мы не видели. Да вот ещё проблема: всё ж на китайском! Вывески на японском, я так понял по оставшимся на зданиях более светлым пятнам, горожане после бегства оккупантов посрывали.
Добролюбов включил фонарик, стал изучать карту города. Кейдзо присоединился к нему, что-то показывая. Я же, пока они судачат, вышел из кабины, потянулся, захрустев затёкшими суставами и ощущая, как постепенно в задницу, которая ощущалась инородным предметом — чем-то вроде деревянной доски, втекает жизнь.
Я обошёл виллис. Американская техника, надо отдать ей должное, выдержала все испытания. Вот уж действительно, не думал, что когда-нибудь буду благодарен технологиям наших заклятых «друзей». Двигатель работал ровно, как часы, а подвеска терпеливо сглаживала все удары на ухабах. Машина, словно понимая нашу усталость, довезла нас до цели, не подведя ни разу.
Прошёл к студеру. Сквозь брезент пробивался разговор: кто-то предложил заночевать прямо в машине, кто-то упоминал о том, что можно поискать какой-нибудь пустующий дом неподалёку. Впрочем, большинство молчало, экономя последние силы. Решили, видимо, что остановились ненадолго. Переведём дух, а дальше будем искать подходящее место. В голове вертелась только одна мысль — главное, чтобы здесь было тихо и безопасно.
Вскоре меня позвал Добролюбов. Сообщил, что Кейдзо нашёл на карте место, где живёт Шэнь Ицинь. Я пожал
Пока ехали, я подумал о том, что этот Китай мне кажется каким-то… странным. Здания здесь низкие, улочки узкие и кривые, редкие прохожие, что испуганно жмутся к стенам домов при нашем появлении, одеты, как бедняки. Всё вокруг покрыто пылью, а запахи — сложная смесь угольно-древесного дыма, рыбы и чего-то давно гниющего. Как же всё это не сочетается в моей памяти с другим, современным Китаем, с его небоскрёбами, сверкающими витринами и быстрыми поездами, огромными автострадами и бескрайними полями вокруг городов, где возделан каждый гектар земли.
Но здесь ничего этого нет. Вместо ровных улиц с идеальным асфальтом — грязь и лужи. Вместо высоких технологий и светодиодных огней — тягловые повозки и люди, таскающие тяжёлые грузы на плечах при свете масляных светильников. Ощущение такое, что время тут остановилось, и то ли XVI век, то ли ХХ-й.
В будущем Китай совсем другой. Я знаю его как страну огромных достижений, экономического чуда, где всё полезное пространство занято по максимуму. Даже маленький городок там может похвастаться небоскрёбом. А здесь? Пока только зарождается новая жизнь, а старый мир умирает медленно, сопротивляясь переменам. Сейчас я будто вижу то, что станет основой для того Китая, каким он будет через десятилетия. Но пока этот мир кажется мне странным, чужим и мрачным.
Поплутав по городу, — Кейдзо также было непросто ориентироваться, но он хотя бы знал китайский язык, — мы наконец остановились на узкой улочке, которая словно пряталась между старыми домами с традиционными китайскими крышами, выложенными черепицей. Вдоль вымощенного старыми гнилыми досками тротуара тянулся забор, сложенный из крупных булыжников, от времени потемневших и покрытых мхом. Над забором возвышались ветви дерева, усыпанного мелкими жёлтыми листьями, которые слабо шуршали на ветру. Всё вокруг дышало тишиной, нарушаемой лишь звуками наших шагов и чавканьем грязи под сапогами.
Кейдзо остановился у низкой калитки, сколоченной из грубых досок, местами рассохшихся и обитых ржавыми жестяными полосками. Он наклонился, постучал в неё, взявшись за стальное кольцо, и несколько раз подёргал его. Откуда-то из глубины двора тут же раздался громкий лай собаки, тяжёлый и хриплый. Гавканье постепенно сменилось низким рычанием, в котором слышалась предостережение. За забором донёсся звук шаркающих шагов, как если бы кто-то двигался, но не торопился из опасения узнать что-то нехорошее. Внезапно затихло рычание, и послышался старческий голос:
— Кто там?
— Шэнь-сан, это я, Кейдзо Такеми, — ответил наш шпион.
В этот момент мне показалось, что в голосе Кейдзо прозвучало нечто большее, чем просто приветствие. Возможно, уважение, а может, лёгкая насторожённость. На секунду всё вновь погрузилось в тишину, лишь собака по-прежнему тихо ворчала.
— В глубине в горах топчет красный клёна лист… — произнёс невидимый мужчина и замолчал.
Японец тут же подхватил:
— … стонущий олень, слышу плач его… во мне вся осенняя печаль.