Оленин, машину! 2
Шрифт:
— Убедился? На тебе ещё, — дальше были документы на госнаграды. — Ещё вопросы?
— Никак нет… но… как же это? Вы же были старшиной… — продолжил блеять Лепёхин.
— А вот это уже, лейтенант, не твоё собачье дело, — ответил я жёстко. — Вот тебе моё последнее, и ни хрена не китайское, предупреждение. Ещё раз увижу рядом с Зиночкой, — кастрирую. Понял меня?
— Да…
— Что?!
— Так точно, понял, товарищ капитан! — вытянулся Лепёхин.
— Так.
— Цел.
— Значит, так. На собственные деньги купишь два комплекта шин и вручишь водителю, который теперь на этой машине. Взамен тех, что Садым порезал. Помнишь?
Лейтенант виновато опустил голову.
— Теперь катись отсюда колбаской по Малой Спасской.
— Есть катиться! — Лепёхин развернулся на каблуках и строевым шагом покинул помещение, тихонько закрыв за собой дверь.
Я повернулся к Зиночке. Она тихо смеялась, прикрыв рот ладошкой, её глаза искрились от радости, а щеки пылали алым румянцем. После такого представления Лепёхин вряд ли когда-нибудь снова сунется. Да и к чему теперь? Впереди у него демобилизация и дорога, которая больше не приведёт к ней.
— Зиночка, — я шагнул ближе, взял её за руки. Они были тёплыми, чуть дрожали. — Ты слышала про демобилизацию?
— Да, нам уже зачитали приказ, — кивнула она. — Женщин отпускают первыми.
— Я тоже подал рапорт, командир полка завизировал. Теперь еду в штаб дивизии оформляться. А после всё… Алексей Оленин станет вольным человеком, как степной ветер.
Она взглянула на меня с надеждой, в глазах — свет и вопрос.
— Поедешь со мной? — спросил я, ощущая, как сердце стучит, будто молот по наковальне.
— Куда? — прошептала она.
— Да куда пожелаешь, любимая! Страна у нас огромная. Средства есть. Найдём тихий уголок, построим дом, разобьём сад, заведём кучу ребятишек…
Зиночка рассмеялась, но в смехе этом уже звучало что-то звенящее, счастливо-невероятное.
— Хорошо ты придумал, Алёша… Только…
— Только что? — я подался вперёд, вцепившись в её пальцы крепче.
— В каком качестве я всё это буду с тобой делать? — её голос дрогнул.
Я усмехнулся, шагнул назад, сунул руку в нагрудный карман и достал кольцо — простое, но с ярким, как ночное небо, сапфиром. В её глазах вспыхнул огонь удивления.
Я опустился на одно колено, протянул ей кольцо и с волнением, которое не испытывал даже перед боем, произнёс:
— Зинаида Прищенко, ты выйдешь за меня замуж?
Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами — такими же, как в тот миг, когда увидела меня после долгой разлуки. Потом её губы дрогнули,
— Да!
Через пару часов, когда мы смогли-таки расцепиться друг от друга, — благо, за это время на склад никто не приходил, и нам не помешали наслаждаться, — я сказал Зиночке, что мне надо проститься с боевыми товарищами. Пообщаюсь с ними, а потом двину в штаб дивизии. Там получу документы и вернусь за ней, моей теперь уже полноценной невестой.
— Только ты, пожалуйста, осторожнее там, — напутствовала девушка на дорогу. — Я тебя очень-очень буду ждать.
Я крепко поцеловал её на прощание и вышел. Зиночке я нисколько не солгал. Мне в самом деле очень хотелось уйти из армии и стать обычным гражданским лицом. Не сумел выжить в прошлой мясорубке, но это удалось сделать здесь, на Дальнем Востоке, в 1945 году. Так чего ж судьбу испытывать? Тем более у меня теперь денег столько, — на три жизни хватит. На вторую точно, а ещё детям и внукам останется.
Я нашёл всех, кого смог, в который раз уже сказав про секретную миссию, по результатам которой стал офицером и получил награды. С Кузьмичом даже опрокинули по сто грамм наркомовских, а дальше я нашёл пункт связи и позвонил в штаб полка, откуда недавно уехал. Тогда Кейдзо там не было, — уезжал куда-то по делам. Теперь его позвали, и я с ним тепло попрощался, искренне признавшись, что он первый и единственный хороший японец, с кем пришлось иметь дело.
То была правда. Остальные или были врагами, как тот лейтенант Сигэру Хаяши или полковник Мацуда Хироси, тела которых найдут очень не скоро, если вообще когда-либо сумеют это сделать, или мне не довелось узнать их лучше. На то и война: ты убиваешь людей, о которых ничего не известно.
Мне понадобились почти сутки, прежде чем я смог вернуться за Зиночкой. За это время лейтенант Лепёхин к ней не приближался на пушечный выстрел, что и следовало доказать. Да и не смог бы: кто-то сообщил с Особый отдел про его проделки с местными жителями. Оказывается, хитрый офицер придумал простенький бизнес: отжимал у нескольких крестьян мёд с пасеки, а потом отвозил на рынок в Мишань и там продавал оптом. На том и погорел вместе с Садымом. Взяли обоих тёпленькими и арестовали.
Спустя четыре дня, — я провёл их у Зиночки, словно кот на Масленицу, — пришёл приказ о её демобилизации. Она передала дела сменщику, а потом мы сели в попутку и отправились в Хабаровск, к новой жизни.
КОНЕЦ