Ома Дзидай
Шрифт:
– Я перевезу тебя в чонгынскую деревню этой ночью. Жители по гроб жизни обязаны Урагами Хидео за предоставленные поля и жилье. Память об этой милости ещё жива. Мы умеем хранить молчание. Никто в городе не узнает о тебе. Так что неприятностей никому ждать не придётся.
Потом сопровожу тебя в Ому. И плыви, куда хочешь. Чтоб больше я тебя не видел.
– В Ому? – сдавленно повторил белый человек. – Но там же сёгун…
Я кратко пересказал ему, что сам услышал от даймё. Но воздержался озвучить соображения
Обилие иностранных судов не похоже на содействие в восстании. То ли дело – на полноценное вторжение.
Липовый монах внимал, не перебивая. Когда я закончил, он покачал головой.
– Вот тебе на. Куда меня вообще втянули?! Ну и дерьмо.
– Не только тебя. Ещё меня. Моего господина. А скоро – и весь Мэйнан. Я не просто так все это рассказываю. Мне нужна твоя помощь.
– Ты ведь знаешь, я не боец, – отсмеявшись, отозвался он. – Раз решили отпустить, больше ничего не просите, умоляю.
– У тебя другое достоинство, – напомнил я. – Ты толмач. Ты успешно разговаривал с другими иностранцами. Вывод сам собой напрашивается: ты знаешь их язык. Так ведь?
– И что с того?
Дабы прояснить, я потянулся к фонарю и, сняв его, поставил на пол. Достал бумаги, которые при показе оружия идзинов мне удалось тихонечко выкрасть со стола.
Я присел, разложил чертежи в свете огонька и позвал толмача:
– Подойди. Нужно, чтобы ты взглянул.
Раздосадованный, что придётся встать, белый человек послушался.
– Это то, что я думаю? – спросил он, присаживаясь напротив.
– Огнестрельное оружие, пушки, боеприпасы. Всё описано по составным частям, насколько я заметил. Не могу разобрать суть.
– Хочешь, чтобы я всё перевёл на мэйнанский? – Голос вытянулся в удивлении.
– Ну да, а что такого? – недоумевая, спросил я.
Липовый монах рассмеялся, пугая попрятавшихся в норах крыс.
– Я думал, больше никогда не придётся работать с другими языками. Но все вы как снег на голову свалились.
– Что поделать… Ты подсобишь, нет?
– Из любопытства, разве что. Не называй это помощью.
– Как скажешь. Просто переведи чертежи.
– А зачем тебе это?
– У меня есть основания полагать, что Рю пустил Хидео-сама пыль в глаза. Как-нибудь да где-нибудь. Я чувствую, от кого исходит угроза.
– Вот как…
– Угу. Он – враг. Не столько Коногава, сколько Мэйнану. Не сам, так войско, которое ведёт за собой. Те, кто согласятся пойти за ним. Он приговаривает: «Война уже началась». Но что это за война? Гражданская? Или страшнее? Я хочу защитить господина и нашу страну. Я хочу, чтобы у мэйнанцев было, чем дать отпор. Справишься?
Толмач меня не сдаст. Любить Рю ему было не за что. Он скорее ненавидел его. Куда больше,
– Я-то справлюсь. А ты?
– Можешь не сомневаться. Создать оружие – легко. Только разъясни написанное. Пожалуйста.
Белый человек заговорщически улыбнулся:
– Так и быть, Сон Кю Ран…
[1] Линчи – китайская казнь путем отрезания от тела преступника небольших фрагментов в течение долгого времени. Применялась против отцеубийц и государственных изменников. Отменена в 1905 году.
Часть шестая. Лики Правосудия (6-2)
Глава двадцать вторая. Эксперимент
38-ое мая 5622-го года от основания города Квалон и появления Глашатаев на Агилате соответственно
Я, Альфред
Тучи стали сгущаться ещё утром: начинался сезон дождей. От декады к декаде они шли всё чаще. Я ненавидел это время года за сопутствующую хандру.
Но все изменилось. Отныне я был доволен. Потому что близился день, когда я покину Мэйнан. В кои-то веки.
Прошло три дня, как Урагами Хидео со своей помпезной процессией направился по тракту в столицу. Телохранитель должен был поехать с ним, но попросил об отсрочке.
Его ещё занимали «кое-какие дела» в провинции. Он обещал, что сразу после поскачет следом. И уже в Оме мы воссоединимся.
Предчувствие шторма подстегнуло чонгынца действовать. Он ждал его. Следовало опробовать винтовку рычажного действия – прототип, созданный по ворованным схемам.
Я перевёл их с энедийского не без труда: у меня другая специальность. Мы занялись ей через день, как прибыли в деревню.
Отец его зарекомендовал себя как талантливый оружейник и держал целый цех, трудясь на нужды городского гарнизона. Ремонт также падал бременем на его людей.
Каждый день протекал по одному шаблону.
Подъём с первыми петухами. Мы часами сидели в кузнице, изредка прерываясь. Я объяснял написанное и следил, чтобы детали совпадали с чертежами во всех аспектах.
Мастер знал своё дело и относился к нему с маниакальной привязанностью. Выслушав нашу легенду, он принял заказ. Для него это был вызов. Прогресс пошёл.
После выполнения дневной нормы наступал ужин. Изначально сторонясь визитёра, со временем семья Сон отнеслась ко мне, как к гостю.
Они с упоением слушали истории о жизни по-кельвинтийски. Закидывали бесконечными вопросами.
Но я должен быть благодарен. Остальные чонгынцы не прознали обо мне. Иначе покоя мне было бы не видать.
Помаленьку я сблизился с хозяевами дома. Телохранитель стал мне если не другом, то камрадом. Я восторгался их сплочённостью. Внутри назревала тяга к прежнему курсу. Открылось второе дыхание.