Омут
Шрифт:
Она держит лицо даже тогда, когда Миша остаётся позади и никто её не видит, хотя губы дрожат и из горла рвётся всхлип. Перед его комнатой девушка и вовсе бетонирует свои настоящие чувства за безупречной маской хладнокровия и безразличия да с таким усердием, что ноют мышцы лица и ломит виски. Вот только зрителей, способных это оценить, за порогом не находится. В комнате её встречают лишь свет от экрана включённого компьютера, рассеивающая темноту, и парящая на сквозняке из-за открытой двери на террасу тюль.
– Была Отрадная и вся кончилась, - бормочет Гордеева себе под нос и направляется
– Ну, и мне же лучше.
Её совершенно не волнует куда одногруппница так неожиданно делась, наоборот Лиля надеется, что та исчезла раз и навсегда, в то же время зная, что такие чудеса, к сожалению, бывают только в сказках. Присоединив смартфон к розетке, она, наконец, открывает файл, пробегается по тексту глазами и понимает, что не видать Насте спасения от тирана-отца как собственных мозгов. Гордеева не считает себя большим знатоком в иностранных языках, но её уровня английского при этом хватает, чтобы найти ошибки, несоответствие теме, повторения и едва не задохнуться от непомерного количества воды на один абзац. И будь там не всё так плохо и безнадёжно, то она бы даже попробовала это недоразумение исправить и привести эссе в подобающий вид, чтобы хоть как-то спасти ситуацию, но легче удалить всё к чертям собачьим и написать заново да только где взять на это время?
– Да?
– робко отвечает на её звонок сокурсница, видимо прекрасно зная, что ничего хорошего в свой адрес не услышит.
– Это провал, - Гордеева не собирается щадить ни чьих чувств.
– Ты облажалась, дорогая моя.
Настя молча сопит в трубку, похоже намереваясь рыдать, что в случае с Лилей совершенно бесполезно. Она себя-то не жалеет, не то что других людей.
– Это настолько хреново, что тебя даже уважительные обстоятельства в виде отца-деспота не оправдывают. Я, конечно, понимаю, что у тебя было не так много времени, но постараться-то, хотя бы немного ты вполне могла.
– И что… - всё-таки громко всхлипывает та.
– Что теперь делать?
– Без понятия, - отвечает честно Гордеева.
– Но я думаю.
В попытке найти выход и сдержать обещание помочь она принимается напряжённо шевелить мозгами. Может, заказать это грёбанное эссе у каких-нибудь умников, как, например, курсовую или диплом? Нет, долго да и не факт, что напишут хорошо. Перекупить у кого-то на курсе? Этот вариант уже выглядел реалистичнее, но опять же сколько пройдёт времени пока они найдут того, кто согласится им свой плод интеллектуальной деятельности продать? Так что тоже мимо. Заставить-таки Настю написать его заново и при этом стать соавтором? В таком случае точно не успеют.
Экран компьютера слегка гаснет, оповещая о том, что ещё минута и он уйдёт в спящий режим, тем самым её отвлекая.
Лиля недовольно хмурится, машинально скользит взглядом по монитору и уже снова погружается в раздумья, как глаз цепляется за фразу в теме письма и в голове мгновенно щёлкает. Отбросив шнур зарядки в сторону и не сбрасывая вызов, она в два шага преодолевает расстояние между тумбочкой и Мишкиным рабочим столом и открывает файл во вложении письма.
– Хм, надо же, Отрадная глупа, чтобы свалить из комнаты, не выйдя из своей почты, но не настолько, чтобы написать хреновое сочинение, - заключает в полголоса спустя пару минут девушка, дочитав до последнего слова.
– Что? Лиля,
Решение назревает мгновенно, но она медлит, взвешивая все “за” и “против”. Последние значительно перевешивают первое и не потому что в ней протестует совесть совместно с воспитанием, и тем более не потому что красть чужое нехорошо, а потому что Отрадная уже отправила своё эссе и если Настя отправит своё, такое же следом, то догадаться что к чему труда не составит.
– Лиля, почему ты молчишь?
– тараторит сокурсница.
– Ты что-то придумала?
Телефон, не успев толком зарядиться, возмущённо пищит и Лиля, чертыхнувшись, бросается обратно к тумбочке и зарядному устройству, подключённому к сети, но застывает на середине пути как вкопанная, боковым зрением зацепившись за очертания двух знакомых фигур на террасе. Тюль колышется на ветру, то закрывая, то открывая ей обзор на то, что она ещё несколько часов назад Отрадной намекала. Наневозможное.
Он.
С ней.
Красть чужое, да, плохо. И в отличие от неё Алёна, кажется, об этом не знает или плевать хочет, обнимая Кира. Её, Лили, Кира!
Он.
С ней.
Не со мной.
Эта мысль заедает у Гордеевой на повторе и заменяет воздух. Картинка перед глазами оглушает. Происходящее в целом качает под ногами пол. А они по-прежнему там… Вдвоём. В объятиях друг друга. Отрадная из-за разницы в росте с парнем стоит на цыпочках и хватается за него как за спасательный круг. Он же в свою очередь буквально вдавливает её в себя, опустив голову и зарывшись носом в тёмные волосы.
Не светлые.
Не мои.
За ними яркими пятнами на небе светятся звёзды и ещё ярче горят уличные фонари, в свете которых они выглядят красиво, естественно, тошнотворно правильно, словно так и должно быть. Они вместе там, под звёздным небом, не слыша и не видя никого вокруг, полностью поглощённые только друг другом, а она, в миг превратившаяся в ледяную скульптуру, что вот-вот расплавит саму себя пожаром ревности, зависти, ненависти, здесь. Совершенно одна. С перекошенным от боли лицом, в то время как они кажутся самыми счастливыми, целыми, умиротворёнными людьми на этой планете.
Почему, любимый?
Почему не я?
Она ведь совершенно никчёмная. Алёна Отрадная абсолютное, возведённое в степень, безусловное ничто.
А ты с ней.
А ты для неё.
А ты в неё зачем-то так сильно...
Телефон снова пищит, напоминая о критическом состоянии батареи, ему вторит Настя и девушка как будто из-под толщи воды слышит: