Он. Она. Другая
Шрифт:
Брат присвистывает, а Лейла в сердцах бьет ладонью по столу.
– Вот паразит, - цокает она.
– Она же все для него делала. Такая девочка хорошая, милая, хозяйственная. Ну как же так, апа?
– Хороший же мальчик был, - причитает тетя.
– Умный, воспитанный, трудолюбивый. В иностранной компании карьеру сделал. И на тебе.
– Апа, вы его как будто хороните, - хмыкает Ислам.
– Можно подумать, он первый и последний, у кого любовница и ребенок на стороне.
– Ислам!
– теперь уже тетя с Лейлой
Я же сижу тихо и делаю вид, что мне неинтересно. А сам уши грею. Сабина эта…удивительная девушка, конечно. Маленькая, хрупкая, ранимая. Но что-то в ней есть. Свет какой-то странный что ли. Жизнь у нее рушится, а она незнакомому мужчине счастья желает. Впервые такую видел.
– Наримашка! Эй, Наримашка. Ты что задумался?
– из воспоминаний о Сабине меня вытаскивает тетя.
– Ой, не могу, Наримашка, - ржет брат.
– Задумался по работе, - оправдываюсь я.
– Вооот, постоянно о своей работе думаешь и даже не слышал, о чем я спросила, - обижается чон-апа.
– Простите, - делаю глоток горячего чая, чувствую, как хорошо согревает, успокаивает.
– Теперь я внимательно слушаю.
– Нариман, тут есть одна девушка, - начинает тетя.
– Ой нееет, - морщусь и откидываюсь на спинку стула.
– Давайте только без этого.
– Нет, ты послушай. Хорошая девушка. Ну что тебе стоит? Вон Ислама и Лейлу тоже познакомили, хотя оба не хотели, до последнего отказывались, отец чуть ли не лопатой его гнал на свидание.
– А мне сказали, что это мой последний шанс запрыгнуть в уходящий вагон, - смеется Лейла.
– Зато теперь посмотри на них!
– активно жестикулирует тетя.
– Двое сыновей, хорошо живут, в одну сторону смотрят.
– Главное, что не на сторону, - хохмит Ислам, а Лейла стреляет в него выразительными черными глазами.
– Как-то странно мы перескочили с темы измены вашего соседа на меня, - усмехаюсь я.
– Так нам тебя женить надо!
– восклицает мамина сестра.
– Ты же такой завидный жених, все при тебе. Работа есть, карьера есть, машина есть, квартира своя тоже есть! И уже не в ипотеке, - загибает пальцы тетушка.
– А своя жилплощадь у жениха такая редкость!
– Я чувствую себя товаром, - посмеиваюсь над родственницей.
– Так кто там у вас есть на примете, мам?
– торопит ее Исламхан.
– Ах да, - она вытаскивает из кармана домашнего платья телефон и медленно ищет что-то в нем.
– Вооот, смотри, какая красавица!
Тетя протягивает мне смартфон, на экране которого застыло фото черноволосой девушки в длинном вечернем платье. Макияж, прическа, точеная фигура, красивая поза.
– Листай, - указывает тетя тоном учительницы.
Слушаюсь и повинуюсь, натыкаюсь на снимок потенциальной невесты, но уже крупным планом. Действительно, девушка очень красивая и обаятельная: белая кожа, пухлые розовые губы, открытая
– Нравится?
– с воодушевлением спрашивает “сваха”.
– Красивая, - подтверждаю, возвращая ей смартфон.
– Ой, можно я тоже посмотрю, - Лейла перехватывает телефон и вглядывается в снимок.
– Правда, миленькая. Ладная такая, на королеву красоты похожа. Апа, ну помните, из наших, тоже уйгурка, - она щелкает пальцами в попытке вспомнить, - стала “мисс Алматы” и поехала на “мисс Вселенную”. Как же ее! О! Сабина Азимбаева!
Да что же это такое! Снова Сабина. Она меня преследует сегодня весь вечер.
– Так и я о чем! Красотка же! Это дочка двоюродной сестры жены друга твоего чон-дадашки (дядя, в данном случае имеется ввиду муж тети). Недавно мы были у них в гостях и она меня тихонько спросила, нет ли на примете хорошего парня-уйгура? А девочка умная, хозяйственная, трудолюбивая, с высшим образованием, работает. Она, кстати, дерматолог.
– Хорошо, что не венеролог, - брызжет сарказмом брат.
Тетя пропускает эту шутку мимо ушей и продолжает:
– Тридцать лет. Зовут Рузанна.
– Чон-апа, вот сколько раз вам с мамой говорить, что не надо меня ни с кем знакомить? Я сам найду, - сопротивляюсь из последних сил.
– Тебе уже 35, а ты сам до пор никого не нашел. А детей когда рожать? В 40? Так знаешь ли, здоровье уже будет не то, бегать за ними не сможешь, - стоит на своем она.
– А потом, слышал, что сейчас люди говорят про парней, которые как ты ходят до последнего и не жениться?
– Что?
– еле сдерживаю смех и отправляю в рот ложку с салатом.
Тетя наклоняется и тихо, словно тайну раскрывает, выдает нам:
– Что им не женщины нравятся, а…ну эти…
Кухня наполняется нашим смехом, потом что большего бреда я не слышал. Лейла трясется, закрыв лицо ладонями. У Ислама из носа пошел чай, а я давлюсь едой, кашляю и бью себя по груди.
– Чон-апа, я не из этих, - сипло оправдываюсь.
– У меня все нормально с ориентацией! Вот хлеб лежит - “нан урсун” (дословно это выражение переводится с уйгурского как “пусть хлеб меня накажет”. Когда надо поклясться, что говоришь правду, показываешь или берешь в руки хлеб и говоришь “нан урсун”).
– Ну слава Аллаху. С этим разобрались! Так что, позвонишь девушке?
А теперь на меня уставились три пары глаз. Ждут ответа, молчат, буравят взглядами.
– Хорошо, - сдаюсь я.
– Ай, молодец, - тетя встает и начинает набирать что-то на телефоне.
– Мам, вы куда?
– кричит ей вслед Ислам.
– Номер ее узнаю. Скажу, что Нариман позвонит.
Тетя на радостях уже забыла о своих лекарствах, плохом самочувствии и соседских сплетнях.
– Господи. Оно мне надо было?
– ворчу, скрестив руки на груди.