Он. Она. Другая

Султан Лия

– О, чё делаешь?
– Ирада заглядывает в зал и на ходу собирает свои непослушные кудряшки в жгут и цепляет их толстой заколкой.

– Вещи разбираю, - сижу на корточках, склонившись над своими пожитками.

– Давай помогу.

Она садится на пол и вытягивает оттуда наряд за нарядом. Странно морщится, театрально вздыхает.

– Что не так?
– не выдерживаю.

– Мать, ты чё правда в этом ходила?
– она встает, расправляет мое строгое платье, которое я надевала, когда у нас были гости, и прикладывает на

себя.
– Никогда его на тебе не видела.

– Я в нем гостей встречала.

– В этом?
– заламывает она бровь.
– Еще и платочек повязывала, глазки в пол и поклон.

– Ну не надо, - останавливаю ее я.

– Сабина, это одежда для старой девы, - комкает платье и отшвыривает в сторону.
– Так, что там еще есть?

Роется в чемодане, кряхтит, ругается.

– Я не поняла, что случилось с твоим стилем? Ты же всегда хорошо одевалось, а эти тряпки для работы не годятся. Тут все либо черное, либо коричневое, либо темно-синее. Я даже представить не могла, что все так плохо.

– Это деловой стиль, - парирую я.

– Это монашеский стиль, - не унимается сестра.
– Ну вот джинсики есть, блузка поярче. Почему не носила? Смотрим какой fabric, details? А где “Дайсон”, который мы подарили тебе на Новый год?

– На дне.

– Ага, вот он. Хорошо, что забрала, - она обнимает коробку.
– Знаешь, какой сейчас дорогущий? А где этот супер навороченный утюг, что мама брала в приданое?

– Дома оставила.

– Саба, ебтвмт!

– Эй!
– осаждаю ее.
– Ну как бы я его вынесла? Стыдно. Да и вообще в последнее время я все гладила отпаривателем. После него на рубашках вообще никаких складочек и заломов.

Ирада опускает голову, открывает рот и подносит к нему указательный палец, изображая рвотный рефлекс.

– Меня вырвет сейчас. Складочек и заломов, говоришь не было? Вот ты ему рубашечки эти гладила, а какая–то шалавенция их снимала и на пол бросала. Потом небось после трах-тибидоха надевала его вещи и мерзким томным голосочком говорила: “Мне так нравится носить твои вещи. Они пахнут тобой”.
– Ирада скорчила рожицу и изменила голос на тоненький и приторно-сладкий.

– Наверное, его рубашки пахли ею. Но я же не слышу запахи. И поэтому я ничего не замечала, - с грустью замечаю я.

– Так все, отставить сопли!
– приказывает она и выуживает из стопки черную ветровку.
– Не поняла, ты что Таировские вещи с собой прихватила? Это явно мужская.

Сестренка брезгливо держит ее кончиками пальцев, бросает на пол и делает вид, что моет руки.

– Фу, беее, - презрительно морщится она.

– Это не Таира, - признаюсь я.
– Вчера я под дождь попала и меня чуть не сбила машина. Водитель остановился, дал свою одежду, потому что моя промокла. Я в ней так и ушла.

– Хм!
– хмыкает Ирада, тянется к ветровке, поднимает ее с пола и подносит ее к лицу.
– Пахнет как мужчина.*

– О как быстро переобулась, -

усмехнулась я.
– И чем пахнет?

Она ведет кончиком носа по ткани, прищуривается и выдает:

– Парфюм дорогой. Древесные нотки, кожа, что-то еще. Симпатичный хоть водитель?

– Не помню, - пожимаю плечами.
– Не разглядывала. Я вообще была тогда не в себе.

– Возвращать не планируешь владельцу?

– У меня нет его номера, - пожимаю плечами, хотя знаю, что он - брат соседа. Но как представлю, что прихожу к Исламу и вручаю ему ветровку Наримана, стыдно становится от того, что он может подумать.

– Очень жаль, - вздыхает Ирада.

В этот момент в домофон звонят. Встаю и чертыхаясь иду открывать. Надеюсь, Нафиса не проснется от резкого звука.

– Ты кого-то ждешь? Курьера?
– спрашиваю сестру на бегу.

– Нет, это точно не ко мне.

Снимаю трубку домофона и недовольно бурчу:

– Кто там?

– Это мы!
– хором кричат подруги.

Вот это неожиданность. Я же дала Ксюше сегодня отбой, а она приехала, прихватив с собой Айгерим.

– Поднимайтесь!
– радостно говорю я.

Мы втроем учились в одной группе в институте и подружились на первом курсе. До замужества часто встречались, а потом мне надо было заниматься дочкой и домом, но раз или два в месяц я выбиралась куда-нибудь с подружками. Нафису оставляла либо со свекрами, либо у своих родителей, а когда она была грудничком, брала с собой. Ксюша и Айка - девушки незамужние, поэтому всегда любили нянчится с моей девочкой.

– А вот и мы!
– Ксения громко сообщает о себе с порога.

– Тссс, - прикладываю палец к губам, – Ребенок спит.

– Ой, простиии, - подружка виновато закрывает рот ладонью.

– Я же говорила, у них скорее всего тихий час, - шепотом сокрушается Айка, передавая мне розовый бумажный пакет.
– Это нашей кнопке.

– Айка, ну зачем? – охаю я и вытаскиваю куклу Барби в большой, красивой упаковке.

– Так это не тебе, - цокает Ксюша, - а ребенку. Подгончик, - подружка трясет тортиком перед глазами.

– Спасибо, - целую подруг по очереди.
– Проходите, девочки.

– Привет-привет!
– из зала выходит Ирада, которая очень хорошо знает Ксюшу и Айку. Я часто брала ее с собой на наши посиделки.
– Вы как раз вовремя!

– А что такое?

Они проходят в зал и натыкаются на бардак, который мы с сестрой устроили.

– У нас здесь “Модный приговор”, а я Эвелина мать ее Хромченко. Я ей уже давно говорила, что надо одеваться ярко и красиво, но у нее полный чемодан монашеской одежды. Грусть-тоска.

– Нормальная одежда, - фыркаю я и беру девочек под руку, уводя из комнаты.
– Девочки, а пойдемте на кухню пить чай.
– А Ирада пока здесь все уберет.

– Эй, почему я? Это твои вещи!
– негодует сестра и тихо кричит вслед.
– Торт мне оставьте тогда.