Она - моё табу

Мирная Настя

— Отпусти меня! Я хочу быть с ним! Я люблю его, папа! Люблю!!! — визжу истерично, захлёбываясь и задыхаясь.

Он ставит меня на землю, тут же повернув лицом к себе. Крепко прижимает к груди за плечи и голову. Отчаянно хватаюсь за тонкую ветровку и рыдаю. Он успокаивающе гладит, но я не могу успокоиться.

— Я знаю, дочка. Знаю. Понимаю, маленькая моя. Надо потерпеть. — приговаривает отец, прижимаясь губами к волосам. — Я понимаю, как тебе сейчас сложно и больно, но не забывай, для чего мы делаем это. Если бы ты рассказала правду, он бы остался. Или постарался увезти тебя с собой. И тогда Савельские уничтожили бы и его семью тоже.

Зажмуриваюсь, вспоминая все угрозы Саши найти

что-то в архитектурной компании Виктора, посадить его за взятничество и отмывание денег, лишить их дома, вышвырнуть несовершеннолетних братьев Андрея на улицу. А его… Его он грозился искалечить. Отрезать член, сделать импотентом, изуродовать. Сделать всё, чтобы он сам не захотел жить. Я не верила в это, пока он не положил передо мной на стол всю-всю информацию об Андрюше и его родных. Из этой папки я узнала, что младшая сестрёнка в пять лет почти осталась инвалидом, не могла ходить. А Савельский смеялся и обещал, что навсегда усадит её в инвалидное кресло. Там было много фотографий. Новых. Сделанных после того обеда у нас дома, когда Дикий вмешался в наш разговор. Тогда Саша всё понял и готовился к полному разрушению моей жизни. Он хочет меня в жёны не из-за любви. Чтобы иметь возможность мучить, издеваться, мстить за всё, в чём я, по его мнению, виновата.

Он не оставил мне вариантов. Я должна была порвать со своим любимым мужчиной, за которого мечтала выйти замуж и с которым хотела прожить всю свою жизнь до глубокой старости, родить ему детей и стать для него такой женой, которая достойна идеального мужа. Но этого никогда не случится. Я стану женой другого мужчины. Мои дети никогда не будут носить эту странную, немного смешную фамилию: Дикий. Как-то я завила ему, что ни за что на свете не стану из «Царевны» «Дикаркой».

Боже, какой же дурой я была.

Сейчас мне ужасно хочется попросить у него прощения за эти слова и сказать, что фамилия любимого самая лучшая и желанная, как бы он не звучала.

Но и этому не суждено никогда случиться.

Папа заверяет, что мой брак — временный. Что надо больше времени, чтобы прижать Савельских, собрать на них достаточно компромата. А после я смогу позвонить Андрею и всё рассказать. Но как я должна это сделать? Я разбила ему сердце! Предала! Выхожу замуж за другого! После того, как столько раз заверяла, что он навсегда будет для меня единственным.

Трусь лицом о шелестящую ткань отцовской куртки, размазывая по ней слёзы.

— Я так сильно люблю его. Не смогу без Андрея. Я не справлюсь, пап. — шепчу сорванным от крика голосом.

Он уехал…

Слёзы опять скатываются и разбиваются о землю, часть оседает на одежде, часть падают на губы, и я слизываю их.

Папа сдавливает плечи и отодвигает меня назад. Крепко удерживает за подбородок и уверенно заявляет:

— Справишься, Кристина. Должна. Если ты хочешь выстоять в этой войне, то ты обязана взять себя в руки. Ты — Кристина Царёва и ты победитель. — напоминает мою мантру. — Не смей проигрывать этому зазнавшемуся уроду, решившему, что шантажом он сможет получить желаемое. Не сможет. Мы превратим его жизнь в ад. Самое главное, необходимое и сложное ты уже сделала. Ты отпустила любимого человека. Разве это не самое тяжёлое из всего, что тебе предстоит сделать? Удержать просто. Чтобы отпустить нужна огромная сила. Она у тебя есть. Здесь. — прикладывает ладонь к замершему в груди сердцу. Оно отзывается коротким, слабым, неуверенным ударом. Оно хочет биться. Оно желает мести. — Её хватило, чтобы игнорировать звонки и сообщения, не писать и не звонить, играть роль. Её хватило, чтобы позвонить и спокойно, без лишних слов и эмоций вырвать сердце парню, который готов был всю жизнь носить тебя на руках. И когда всё закончится, уверен, что и у него хватит

сил, чтобы понять и простить тебя.

— А если он женится к тому времени? Заведёт семью? — лепечу, кусая губы.

— Значит, он не любил достаточно. И это не твой человек.

— Нет, папа. — качаю головой. — Мой.

Оборачиваюсь на рельсы, по которым укатил поезд, и слегка улыбаюсь нервной улыбкой. Я всё сделала правильно, чтобы защитить его семью. Теперь пришло время защитить себя и отомстить за свою растерзанную любовь.

— Поехали, папа.

***

Прошлые две недели прошли в агонии одиночества и желания услышать родной до остановки дыхания голос. Эта неделя после дембеля и отъезда Андрея — как в тумане. Будто всё это происходит не со мной. Кажется, ещё немного, вот-вот и я проснусь. Но я не просыпаюсь. Ночами заливаю слезами подушку, сжимая в кулаке шаманский брелок и обручальное колечко, висящие на золотой цепочке на шее. Днём я пустая кукла. Аппетита нет никакого. Я почти не ем. Меня вечно тошнит от всего происходящего. Голова болит. Слабость и бессилие, накрывшие в день прилёта, не отпускают из своих силков, а только усиливаются.

Раньше, как бы хреново не было всё в моей жизни, я могла улыбаться. Больше не могу. Куда больнее предавать, чем быть преданной. Сердце болит и сжимается при мыслях об Андрюше.

Как он там? Уже дома. Только вчера приехал. Я проверяла движение поезда. Смотрела камеры с вокзалов в режиме онлайн, ловя на них его уставшее, осунувшееся лицо. Впитывала каждую затяжку сигареты, что он делал. И представляя на рецепторах вкус никотина вперемешку с его собственным. Воображала, что сейчас подхожу к нему, забираю из пальцев сигарету и целую.

Но вчера, после шести дней передвижения, он, наконец, добрался до дома. Я смотрела, как его огромная семья встречает его. Как красивая черноволосая девушка запрыгивает на него верхом. Как он её кружит и смеётся. Как он обнимает родителей и братьев. Они все плакали. Но Андрей — нет. Улыбался, смеялся, но всё это было его ролью. Я такую тоже играла. Андрюша вскрыл мою игру, нашёл меня настоящую, вытащил на поверхность и полюбил искренне и всем сердцем. Как и я его. И опять я мечтала, что стою там с ним рядом, краснею и обнимаю его маму и папу. Знакомлюсь с младшими. Как он держит меня за руку и говорит: «Познакомьтесь, это моя Кристина. Невеста и будущая жена».

Боже, как я мечтала быть частью его большой, дружной семьи.

А сегодня… Сегодня я опять играю роль. Роль счастливой невесты. И помогает мне только фальшивая фантазия, что суетящиеся вокруг люди наряжают, делают мейк и шикарную причёску для Андрея. Что он будет с удивлением и восхищением смотреть на меня. Протянет мне руку, в которую вложу пальцы. Что наденет кольцо и поцелует.

Смотрю в большое прямоугольное зеркало и прижимаю ладонь ко рту. Тошнит! Шикарное, дизайнерское, пышное, словно воздушное платье в пол. Макияж в серебристых тонах. Ярко-красные губы. Их я красила сама, скрывая следы своих же зубов. Сколько раз мне приходилось их кусать, чтобы не кричать — не сосчитать. Волосы собраны наверху и кудрявыми локонами обрамляют лицо.

А я хочу балетную пачку и распущенные волосы. Никакой фаты.

— Ты готова? — заглядывает в комнату тётя Лиза. Поворачиваюсь к ней, вгрызаясь в уголок губы. Она, как и всегда, лёгкая и утончённая, в длинном, обтягивающем платье оттенка кофе с молоком. — Господи, какая ты красивая. — всплескивает руками. Отворачиваюсь, закрыв глаза. Она обнимает и шепчет: — Ты должна быть красивой. Должна быть сильной. Это — часть игры. Наш тактический ход. Главное, не забывай, что мы должны довести начатое до конца. Нельзя позволить Савельскому понять, что это не по-настоящему. Держись, Кристина. Помни, что ты не одна.