Она - моё табу
Шрифт:
— Приехала тебя встретить. — голос садится до неуверенного полушёпота.
— Могла сделать это дома. Езжай туда. Вечером поговорим.
— Я скучала, пап. — шепчу, срываясь в конце.
Поворачиваю голову вбок, пряча обиду и разочарование от холодного приёма. Да, мой отец военный, и выказывать чувства на людях не в его стиле, но мы не виделись год и…
— Дома, Кристина. — припечатывает грубо и проходит в сторону строя.
Рёбра будто тисками сжимает. Остатки того, что ещё не замёрзло, схватываются ледяной коркой. Свесив голову вниз, провожаю папу взглядом. Не знаю, как так происходит, что его перехватывает Андрей.
— Я теперь буду частым гостем. — предупреждаю, посмеиваясь, когда молодой человек не знает, куда деть глаза, лишь бы не смотреть на меня.
Бодрясь, добираюсь до машины. Только забравшись внутрь, с тонким свистом выдыхаю. Сжимаю пальцами руль и роняю на него голову. Слёзы обиды наполняют глаза, но ни одна капля не падает вниз. Усиленно гоняя воздух, справляюсь с горечью, забившей горло и отравившей внутренности.
Пассажирская дверь рывком распахивается. Подрываю голову, только чтобы захлебнуться негодованием, когда Андрей садится рядом. Я настолько на грани, что не могу молчать. Мне просто необходимо выплеснуть хоть часть бури.
— Пришёл издеваться, да?! Давай! Вперёд! Скажи, что даже родному отцу я не нужна! Что никто меня не любит! Что такую тварь нельзя любить! Ну же! Чего молчишь?!
— Заткнись, Кристина! — рявкает и, перегнувшись через консоль, прибивает меня к груди, с силой обнимая.
Глава 11
Раз за разом на одни и те же грабли
С откровенным злорадством наблюдаю, как папаша отшивает доченьку. Язык чешется от желания добить стерву. Сделать с ней то же самое, что она делает со мной. Зацепить крюком за сердце, если оно у неё вообще есть, и медленно рвать на куски. Тянуть и тянуть, пока не загнётся от боли, что так явно отражается на её потерянном понуром лице. Тот взгляд, которым Фурия смотрит в спину отцу, говорит: почему ты меня не любишь, папа? Царёв же мгновенно забывает о ней, раздавая команды. Но я, блядь, его не слышу, поймав в поле зрения янтарные глаза. Мне совсем не нравится моя реакция на эту мимолётную связь. Царевишна меняется в лице, выпрямляется, приосанивается, задирает нос и с королевским достоинством валит на КПП. Всего секунду назад, пока она была разбита, мне, мать вашу, хотелось её пожалеть. После всего, что стерва мне сделала, я хотел её успокоить. Новый, здрасьте, пиздец. Но стоит ей вернуть контроль, как мои желания резко меняются. Я мечтаю её добить. Именно сейчас, когда она уязвлённая, слабая, униженная. Усугубить её душевные страдания. Ранить настолько глубоко, что эта рана ещё долго не сможет зажить.
После всего, что она наговорила…
Блядь…
До того, как она открыла рот, была совсем другой. Словно, как и я, не могла обуздать внутренний пожар, спрятать истинные желания, справиться с самой собой. Когда отвечала на поцелуй, когда добровольно целовала, когда умоляла вернуться на хренову тумбочку и не нарываться ещё больше… Как можно так играть? Можно ли?
Раньше во мне не было столько противоречий. Сменяющих друг друга, абсолютно противоположных мыслей и желаний. А знаете, чего ещё не было? Жажды крови. Ядовитой крови Фурии. Я желаю выпить её до капли, отравиться
— Седьмого июля состоится военный парад в честь дня города. — ставит в известность Царёв, вышагивая вдоль строя. — К тому времени личный состав должен быть подготовлен. Проверить и привести в порядок всё обмундирование, оружие и технику. Отточить до идеала строевой шаг и "коробку".
Стоящие кругом парни вздыхают и возмущаются, понимая, что любой праздник, где участвует наша часть — полное отсутствие свободного времени и беспрестанные построения. Мне же в данный момент это глубоко побоку.
Смотрю за угол, где скрылась Фурия, и мысленно требую её отца закончить свою речь и распустить нас.
Команда "вольно" звучит только через минут десять, а по моим меркам так и вовсе полжизни проходит. Срываюсь к взводному, приставив пальцы к козырьку.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! — чеканю быстро, то и дело ускользая взглядом в направлении выхода.
— Разрешаю.
— Позвольте покинуть территорию части на десять минут.
Он сужает глаза, цепким опытным взглядом прослеживая направление движения моего.
— Запрещаю, солдат. — отсекает со сталью, но тут же смягчает. — Не стоит за ней идти.
Поперхнувшись воздухом, лупаю глазами и задерживаю дыхание.
— Товарищ старший лейтенант, — пусть это и максимально тупо, но решаюсь настаивать, — я помню о наказании, но клянусь, что через десять минут вернусь, а потом можете хоть до конца службы ставить мне наряды.
— Боюсь, что они не помогут. — качает головой летёха. — Я запрещаю тебе, Дикий, покидать территорию части. Если ослушаешься, сделаешь хуже.
Ляпнув жирную точку, направляется в штаб, где Царёв собирает срочное совещание в связи с предстоящими мероприятиями.
Я, как последний долбоёб, стою на месте, активно просчитывая все возможные последствия принятого решения. А через две минуты уже делаю то, на что в жизни не решился бы, не будь заражён раковой опухолью по имени Кристина Царёва — самопроизвольно покидаю часть, сдвинув в сторону пару подпиленных прутьев в заборе, что примыкает к зданию снабжения. Натягиваю на глаза кепку и короткими перебежками курсирую в сторону стоянки, стараясь избегать засвета камер и часовых.
Я, блядь, не думаю, что это только полбеды, и мне предстоит ещё и вернуться. Сейчас значение имеет только одно — добить, растоптать, уничтожить, отомстить.
Не заметить кровавого монстра невозможно. Если мыслить трезво, то для нас обоих было бы лучше, чтобы гарпия уехала, но она всё ещё на парковке.
На языке вертится тысяча колких, жестоких фраз, способных причинить Царевишне адскую боль. Но все они испаряются, стоит только залезть в джип и увидеть проклятые глаза, наполненные слезами.
С гулким хлопком притягиваю за спиной дверь. Царёва отрывает голову от руля. Стремительно вдыхает и орёт с промозглым отчаянием:
— Пришёл издеваться, да?! Давай! Вперёд! Скажи, что даже родному отцу я не нужна! Что никто меня не любит! Что такую тварь нельзя любить! Ну же! Чего молчишь?!
От муки, что пронизывает слова и хлёсткий голос, сжимается сердце. От соли, стоящей в глазах Фурии, скрипит душа. От горько-сладкого запаха плывёт мозг. Я больше не способен рационально мыслить. Совсем.