Она - моё табу

Мирная Настя

— Он большой. — раздаётся зачарованный шёпот.

Я даже кивнуть не могу. Опираюсь на локти и откидываю голову назад. Быстро сканирую тропинку, по которой мы спускались, и полностью отдаюсь доставляемому неопытными ласками удовольствию. Фурия, наконец, начинает дрочить. То сильнее сдавливает, то ослабляет. Но кистью водит очень медленно. Я не тороплю. Не хочу напирать на неё. Пусть идёт на инстинктах. Сама поймёт, что и как надо делать. И понимает ведь. Наращивает темп. Я наращиваю амплитуду стонов. Не могу держать. В груди жжёт от них. Глотку дерёт, пусть и глушу громкость всеми возможными резервами.

Кулаки до хруста суставов жму. С зубов эмаль обсыпается — так челюсти стискиваю.

Даже за рёвом перекачанной похотью крови слышу, как часто и отрывисто дышит Кристинка. Как сама тихо постанывает. Не надо иметь IQ под две сотни, чтобы понять, что её этот процесс заводит.

С трудом разлепляю веки и наблюдаю за Крис. Старается девочка. Очень. Все свои движения на контроле держит. Внимательно следит за тем, как при подъёме крайняя плоть почти полностью скрывает головку. На регулярной основе облизывает губы. Как расширяются янтарные глаза, когда с громким стоном кончаю, заливая её руку и свои живот и пах. Без сил падаю на спину. Отдалённо понимаю, что Крис прижимается к боку. Обнимаю и прибиваю крепче.

— Спасибо. — шепчу нежелающими слушаться губами.

— Это был… интересный опыт. — толкает с улыбкой в интонациях Фурия, пряча лицо у меня на шее. Неразборчиво хмыкаю и поворачиваю голову. Стесняшка моя вся краснее помидора, но всё равно улыбается. — Тебе надо помыться. — выбивает наставительно.

— Надо. Через минуту.

Тянусь к её губам, но Царёва с приглушённым смехом изворачивается и подскакивает на ноги. Поманив пальцем, бежит в воду. Забываю о том, что все мышцы расслаблены до ненормальности, и подрываюсь следом. Натягиваю трусы и подцепляю её лифчик. Если будет голая щеголять, я точно забуду обо всех своих обещаниях. Нагоняю Кристину уже в воде. Сразу прижимаю к груди, как нечто самое дорогое и хрупкое. Она поднимает на меня довольное лицо и шуршит:

— Я всё сделала правильно?

— Да, Манюня. А теперь одевайся, а то уж больно соблазнительная картина.

Стаскиваю взгляд на торчащие из воды вершинки, и она тут же прячет их предплечьями. Выдёргивает у меня лифон и натягивает его. Поворачиваю к себе спиной и застёгиваю.

— На какой крючок?

— На второй. — дёргано вздыхает и добавляет, опустив голову. — Ты очень большой, Андрюш. Я не знаю, как смогу… Как он в меня… поместится. — заикается, царапая мои руки, сложенные на её животе.

Наклоняю голову и прихватываю губами мочку уха.

— Поместится. Женское тело умеет приспосабливаться, подстраиваться под своего мужчину.

— Я не уверена… — так же глухо шелестит.

— Зато я уверен, малышка. Когда придёт время, у нас всё получится.

— Я верю тебе.

Прокручивается лицом ко мне, обнимает за шею и столько во взгляд вкладывает, что меня закручивает в водовороте её эмоций.

— Ты можешь меня просто обнять? — выбивает с дрожью.

— Могу. Если тебе это надо.

— Надо.

Обнимаю. Придавливаю. Глажу. И растворяюсь в этой девочке-женщине.

Глава 28

Не думал, что для счастья достаточно одной улыбки

— И как это есть? — раздражённо бурчит Крис, поглядывая на обуглившуюся картошку.

— Ты никогда не ела печёную картошку? — толкаю, поднимая

вверх одну бровь.

Она смотрит на меня исподлобья со злобным прищуром. Отворачиваюсь, только чтобы вытащить последнюю картошку из углей, и сажусь рядом с Царёвой. Обчищаю ножом нагар и протягиваю ей.

— Только осторожно, она горячая. — предупреждаю на всякий случай.

— Прямо так есть? В кожуре? — с недоверием выписывает.

Не могу поверить, что Кристина никогда не пробовала картошку из костра. У неё вообще детство было? Знаю, что папаша у неё вечно занят на службе, но неужели настолько всё плохо?

Очищаю вторую картофелину и надкусываю, подавая пример. Фурия сомневается недолго. Дует на свою, остужая, кусает и прикрывает глаза.

— М-м-м… — тянет с набитым ртом. — И правда вкусно. А соль у нас есть? — с улыбкой протягиваю ей спичечный коробок. Она щедро засыпает картошку и протягивает мне соль. — Тебе посолить? — киваю и позволяю посолить мою. — Хватит?

— Хватит. Я не люблю сильно солёное.

— А я наоборот. И острое тоже. Только у меня гастрит и мне нельзя. — заметно приунывает, разметав взгляд по накатывающим на берег волнам. Глубоко вздыхает. Приобнимаю за плечо и подтягиваю к себе. Девушка роняет голову мне на плечо и запрокидывает назад, заглядывая мне в лицо. — Ты очень хороший. — шепчет вдруг. — Я тебя не заслуживаю.

Быстро поднимается на ноги и неторопливым шагом направляется к морю. Лёгкий ветер колышет белое платье и шоколадные волосы. Даже с расстояния замечаю, что она отчего-то расстроилась и грустит. Встаю и иду следом. Ничего не говорю, когда вскидывает на меня вопросительный взгляд. Беру за руку, сплетаю наши пальцы и увлекаю дальше по пляжу.

Вода приятно холодит и щекочет стопы и щиколотки. Ветер обдувает горячую кожу. Подворачиваю штаны, избегая мочить их. Завожу наши руки Кристинке за спину и прижимаю к боку. Легко прикасаюсь губами к волосам, не сбавляя шага. Она сама прибивается ближе и оборачивает свободной рукой живот. Какое-то время так и бродим туда-сюда вдоль кромки воды, слушая шум моря и крики чаек. Наблюдаем, как они спускаются к воде и взмывают вверх с добытой рыбой.

— Здесь так тихо и спокойно. Умиротворённо. — шелестит Крис негромко. — Я никогда не любила тишину. Старалась всегда быть там, где шум, оказаться в центре внимания. Никогда не думала, что можно наслаждаться тишиной. Что для счастья достаточно горелой картошки, моря и одного единственного человека.

Всё это она говорит, ни разу не взглянув на меня. Кажется, что просто рассуждает. Чуть сильнее жму тонкую талию и снова целую в висок.

— Достаточно и меньшего, если тебе это приносит радость. Я вот люблю тишину. Когда у тебя полный дом младших братьев, не так часто удаётся насладиться ей.

— Я завидую тебе. — выдаёт Фурия расстроенно. — У меня дома всегда тишина. Наверное, поэтому меня тянет к шуму и толпе. Хочется сбежать от неё. Но знаешь, Андрюш, — переводит дыхание и поднимает на меня влажный взгляд янтарных глаз. Стягиваю свой на неё. Встречаемся глазами, и снова внутри что-то переворачивается. Приходит в разруху, дабы дать место чему-то очень важному, — с тобой мне этого не надо. С тобой легко, свободно и так спокойно. Хочется остаться одним в целом мире. Чтобы всё исчезло. Только ты и я.