Она - моё табу
Шрифт:
Его бешенство даёт мне необходимые на сопротивление силы. Я подзаряжаюсь от его злости. Сжимаю кулаки и рычу, не замечая катящихся к подбородку слёз:
— Думаешь, мне это нравится?! Думаешь, я хочу ходить и шарахаться?! Думаешь, я бы молча стерпела насилие, если бы у меня был выбор?! Нет, Андрей! Выбора нет! — ору, застыв напротив него, словно камень. Пошевелиться не могу, все запасы сил на крики и признания трачу. Но и Дикий не шевелится. Не моргая, смотрит на меня, как на ополоумевшую. Даже сигарета медленно тлеет, зажатая зубами. — Если бы я могла рассказать!.. Если бы у меня была возможность отомстить любым способом, законным или нет!.. Я бы это сделала! Но я не могу,
Собственный голос кажется чужим. Пустым, убитым, скрипучим, без грамма эмоций или оттенка жизни. Передёргиваю плечами, обхватываю их руками и заторможенным шагом прохожу мимо застывшего Андрея. Кажется, что совсем ничего внутри не осталось. Одна вспышка. Яркое пламя. Остывший пепел. Как сигарета. Меня выкурили и бросили под ноги. Безучастно ко всему окружающему таращусь в летнюю ночь. И нихрена не чувствую. Ни холода, ни тепла, ни ветра, ни боли, ни облегчения. Вообще ничего нет. Какая-то неестественная безликость, застопорившаяся в закупоренном сердце, вывернутой душе и поруганном когда-то теле. Слова исчерпали себя, как и сердцебиение. Создаётся впечатление, что все системные работы организма затормозили, медленно, но неизбежно останавливаясь. Нет в этой девушке жизни. Сама вышвырнула. Зачем она нужна, если смысл потерян?
Когда мощные, но не менее ледяные, чем мои собственные, руки оборачивают плечи, даже не реагирую. Всё неестественным кажется, будто в плохом сне. Вразрез с холодом, исходящим от слегка подрагивающих пальцев, остальное увитое мышцами тело обволакивает теплом и подавляющей силой. Сердечная мышца с неформальной одурью вышибает в моей спине дыру. Словно хочет своим яростным напором запустить мой собственный, заржавевший от невыплаканных за годы слёз орган. За двоих этот стук энергию вырабатывает. Раскачивает знатно. Не позволяет оставаться равнодушной. Всколыхивает что-то на самом дне бездонной ямы, поднимает вверх, не давая навсегда провалиться в беспросветную пучину самокопания, сожалений и одиночества.
— Никогда. — выжигает на сердце клеймо жарким заверением. — Не оставлю тебя, Крис. Не отпущу. Готов с такой быть. С другой… С любой… Какой будешь, такую и приму. Главное, оставайся собой, не пытайся играть со мной. Не ври. Никогда не ври мне, Кристина, и не скрывай. Пусть прошлое останется в прошлом. Как будешь готова открыться, просто знай, что я готов выслушать, поддержать, укрыть от всего на свете. Я стану твоей стеной и крепостью. Подушкой и одеялом. Опорой и спасением. Буду за тебя драться. Буду за тебя убивать. Если придётся, то я дышать за тебя буду. — жарко втолковывает Андрюша мне куда-то в висок.
И он уже это делает. Пламенем своих чувств заставляет остолбеневшее сердечко сделать первый, неловкий, будто робкий, опасливый удар. А следом во всю силу заколотиться, разгоняя по пересохшим венам… Не кровь, нет. Всепоглощающую любовь. Я больше не боюсь потерять себя в нём. Я стремлюсь с ним слиться. Взять то, чего не хватает. Добровольно отдать чего с излишком. Даже безвозмездно подарить ему всё, что имею. И физически, и морально, и душевно,
Теперь, когда вскрыто почти всё, впервые за долгое время на душе тепло и спокойно. Такая лёгкость окутывает тело и сознание, что, кажется, ещё немного и оторвусь от земли, взлечу в облака, буду парить там, словно птица. Конечно же, упаду. Но бесстрашно сложу крылья, зная, что Андрей будет ждать внизу и поймает.
Поднимаю руки и оборачиваю непослушными пальцами его предплечья. Дрожь сходит по его прочному телу волной. Накрывает меня полотнищем из мурашек. Приникаю спиной к горячей, ходящей ходуном груди. Откидываю голову ему под подбородок. Глазами брожу по ночному пейзажу, залитому мистическим, будто жидкое серебро, лунным светом. Всего на какие-то наносекунды опускаю веки, вдыхаю полной грудью эту ночь, пронизанную лесом и металлом. Пропитанную запахом моей любви и моего безумия.
— Я люблю тебя. — шепчу не то чтобы неуверенно, просто очень тихо.
После оглушающих криков каждый шорох кажется слишком громким. Мужские руки сжимают плотнее. Рваный выдох сжигает кожу на щеке. Раздутая на вдохе грудь выбивает из лёгких дыхание. Настойчивые, но сейчас такие ласковые губы скользят от виска по щеке, пока не касаются края моего рта. Поворачиваю голову им навстречу, сплетая глазами неразрывную связь.
— Я люблю тебя, Кристина Царёва.
Казалось бы, говорил уже что-то подобное. С тем же суровым выражением лица. Тем же серьёзным тоном. Только в этот раз весь наледеневший годами слой разом тает. Всего три слова, и ледяная пустыня обращается в жаркий, тропический, расцветающий буйством ярких красок экватор. Я плыву по течению прозрачной реки. И только одна темнота не даёт полного покоя. Та, что мечется в глубине обсидиановых провалов. Она задевает невидимые нити души, тонкие струны беспокойных нервов. Трогает внутри меня что-то доселе неизвестное.
Но глубже заглянув в чёрные глаза, нахожу там ответ. Доверие. Полное, беспрекословное, ранее невообразимое для меня доверие.
В его спокойствии слишком много сдержанности. В моём внешнем безразличии попытка спрятать ранимое сердце. Больше нет. Бесстрашно вкладываю в его раскрытые ладони. Андрей бережно прижимает к себе и без слов даёт клятву хранить.
Надолго замираем в безмолвии, устремив взгляды за горизонт, туда, где растворяется в предрассветной дымке синяя лента залива. Даже не двигаемся. Едва дышим. Оба справляемся с последствиями эмоциональной бомбёжки. Только когда понимаем, что можем мыслить трезво и взвешенно и говорить без лишних эмоций, наконец, прерываем молчание.
Шумно вздохнув, вжимаюсь затылком в плечо мужчины и задираю на него лицо, ловя ускользающий взгляд.
— Ты можешь больше никогда не спрашивать о том, кто это сделал? — выдыхаю глухо, но ровно.
Лицо Андрея мрачнеет. Лоб прорезает глубокая складка. Брови сталкиваются на переносице. Губы недовольно поджимаются. Он тоже тяжело вздыхает, словно на его груди лежит камень. Мне хочется заскулить, ведь он там из-за меня. Сбросила со своей души на его. Хочу вернуть его себе. Привыкла уже к нему. Срослась.
— Пожалуйста, Андрей. — лепечу расстроенно. — Скинь мой груз.
Он так внезапно перебрасывает руки и прокручивает меня лицом к себе, что ноги заплетаются, но сильные руки удерживают от неминуемого падения. Он вслепую, неотрывно глядя в лицо, нащупывает между нами мою кисть и прикладывает по центру своей грудной клетки.
— Я вынесу, Манюнь. За двоих выстою. Не надо пополам делить. Всё отдавай. Заберу.
— Что останется мне? — толкаю, лаская взглядом напряжённое лицо.
— Я.