Она - моё табу
Шрифт:
— Смелее, мой… — выдыхает Фурия, так и не закончив фразу.
— Уверена? — секу, приподнимаясь настолько, чтобы видеть её глаза.
— Да, Андрюша.
— Хочу тебя раздеть. — выдаю жестковато, но, сука, слишком сложно держать под контролем свои эмоции и желания.
— Полностью? — всё, что спрашивает.
— Да.
— Хорошо.
Неловко приподнимается на локтях. Придерживаю за лопатки и помогаю стянуть джинсовку. Кристинка оборачивает одной рукой плечи, явно ослабев от остроты ощущений. Стягиваю через голову полоску ткани, именуемой топом. Под робкими солнечными лучами её обнажённая, вспотевшая кожа, кажется, переливается. Прижимаюсь губами к ключице, собирая соль и сладость.
Я же тупо залипаю на её идеальной шикарной наготе. Жадным взглядом впитываю её. Оголодавшими руками беспрепятственно трогаю везде. Эта ебаная волосяная полоска, что в прошлый раз снесла мне предохранители, манит сильнее всего. Перехватывает внимание. Управляет моими действиями.
Сука, да кто мог подумать, что интимная стрижка так заводит?
Шестерёнки в мозгах делают последний скрежещущий оборот и замирают за ненадобностью. Остаются только первобытные инстинкты и сексуальная тяга обладать ей полностью. Без остатка. Отдать и забрать. Подарить и взять взамен на меньше.
Отползаю назад и приникаю к дьявольской полоске ртом. Оба вздрагиваем. Оба задыхаемся. По нашим телам сползают судороги. Мы оба боимся. Мы оба хотим. И мы оба решаемся.
Едва подорвавшаяся Крис натянуто кивает и ложится обратно. Я высовываю язык и провожу вдоль завитков от начала расщелинки до самого пупка. И да, мать вашу, дурею, пьянею, кайфую. Готовлюсь ловить отходняк, но остановиться не могу. Язык щекочет и покалывает. Яйца поджимаются вверх. Член ноет тупой болью. Похуй. Успею получить своё. Сейчас — она. Моя неадекватная Фурия. Исцеловываю сокращающийся на каждом касании живот. Вкушаю её, вкушаю. Пробую. Съедаю глазами. Поглощаю вкус. Задыхаюсь запахом лета и возбуждения. Отзываюсь стонами на её стоны. И пылаю, будто в открытом пламени. Готов сгореть. Не боюсь за себя. Только за неё.
— Люблю тебя, Ненормальная. — выбиваю глухим, севшим, напряжённым хрипом.
Чуть шире раздвигаю ноги и, наконец, припадаю губами к сладкому естеству. Пью амброзию и схожу с ума. Боялся, что не понравится. Идиот. Надо было думать о том, как потом отлипнуть от неё. Провожу языком по пульсирующему бугорку, собирая ароматную смазку.
Сука… Вкусная, насыщенная, терпкая. Истинный вкус моей девочки-женщины. Вот какая она на самом деле.
Всего два раза провожу языком по лепесткам и клитору, как громкий, высокий крик Фурии разбивает рассветную тишину. Оглушает, перебивая рёв крови и треск сердца. Не удержавшись, припадаю ртом к клитору и накрываю его, ловя языком и губами пульсации дрожащей в мощном оргазме плоти. Руками удерживаю взмывшие вверх бёдра. Не знаю, как подмечаю выгнувшуюся дугой спину и вырывающие траву пальцы. Видимо, подмечать всё, связанное с Царевишной, заложено во мне на генетическом уровне. Прописано в ДНК. Она мне прописана.
Роняю веки и продолжаю сосать пряную плоть, словно добравшийся до оазиса пустынный бродяга. Отрываюсь, только когда Крис падает на землю, в безумном темпе поглощая влажный воздух.
Моя очередь.
Выпрямляюсь на коленях. Спускаю расстёгнутые ранее джинсы и боксеры. Падаю вперёд, опираясь ладонями по обе стороны её головы. Врезаемся взглядами. Мой, уверен, как никогда раньше, чёрный и пугающий. И её: растерянный, немного испуганный и туманный.
— Тебе не будет больно. — даю опрометчивое обещание.
Снова сдвигаюсь и провожу стволом между скользких складочек. Втянув губы внутрь, вгрызаюсь в них до крови, но всё равно выстанываю весь кайф, что получаю от почти невинных движений. Надо мне не многим больше, чем только что Кристинке. Всего несколько затяжных прижимистых телодвижений, и скопленная сперма вырывается на плоский живот бурной лавиной. Капли летят на грудь, расползаются по остриженным волоскам на лобке, покрывают розовый бугорок и стекают между половых губок. Прорычав что-то неясное даже себе, теряю последние физические силы. Падаю сверху на трясущуюся девушку. Но всё же нахожу неприкосновенные запасы, чтобы приподняться, не раздавить изящное тело, поцеловать её нежным поцелуем и прохрипеть:
— Ещё одна провокация, и я не стану себя сдерживать. Я стану твоим первым, настоящим, единственным.
Фурия ненапористо притягивает за затылок вплотную к лицу и забористо шепчет:
— Только скажи, какая провокация тебе нужна, и я тебе её дам.
Глава 36
Оказывается, бесстрашие и безрассудство совсем разные вещи
Я полностью голая. Телом, сердцем, душой обнажена перед своим мужчиной. Лежу на склоне холма, среди травы и цветов, под стальным телом, в чём мать родила, и не испытываю даже неловкости. Чего уж о стыде говорить? Правильно это. Нормально. Естественно. Наша кожа блестит не только от пота, но и от оседающей росой утренней дымки, поднявшейся с вод залива Босфор Восточный, что раскинулся внизу.
Мы тяжело дышим. Мы сладостно целуемся. Мы трёмся друг об друга лоснящейся кожей в какой-то извращённой одержимости. Мы шепчем всякие глупости, откладывающиеся в мозгу, чтобы потом обмозговать и понять их важность. Мы трогаем, щупаем, сжимаем, гладим, изучаем, запоминаем. И мы всё больше проникаем друг в друга. Буквально ощущаю, как пьянящая сила заползает в меня, просачивается сквозь поры, заполняет пустоты.
Холод… Что это такое? Утренняя прохлада незаметна, когда есть его агрессивное тепло. И мурашки от него. И дрожь тоже. Она приятная такая, щекочущая, ласковая.
Мотыльки в животе не затихают. Порхают там, ураганом кружатся. Смерчем к горлу подступают, вынуждая смеяться.
— Чего хохочешь? — с улыбкой бомбит Андрюша.
— Счастлива. — отбиваю коротко.
— Я рад.
— А ты?
— Как никогда.
— Со мной?
— Как ни с кем никогда бы не смог. Да, Манюнь, только с тобой.
— Ненавижу.
— Люблю.
— Сильно?
— Так, как быть не должно.
— Я рада.
— Ненормальная. — качнув головой, улыбается во весь рот.
Скатывается с меня и укладывается рядом, подложив под затылок согнутые в локтях руки. Смотрит в небо, совсем не смущаясь наготы. Я за двоих это делаю. Краснею, как рак в кипятке. Но и глаз оторвать не могу. Ползу ими от расслабленного лица с жёсткими чертами, смягчённого тихой улыбкой. Рассматриваю мощную шею, выпуклые грудные мышцы, чётко очерченные квадратики пресса на плоском животе, на узкие бёдра. Угадайте, на чём задерживается мой взгляд. Именно! На слегка обмякшем жезле. Почему слегка? Да потому, что он, походу, не бывает в состоянии полного покоя! Потерял немного твёрдости, и на этом всё. Покоится как раз по V-образной линии, что так манит заглянуть, где она заканчивается, когда Дикий в одних штанах. Короткие, чёрные, колючие волоски в паху, совсем недавно раздражающие мою нежную кожу, являются дичайшим искушением. Хочется снова ощутить тот контраст.