Она под запретом
Шрифт:
Уплыв мыслями далеко, я стою так пару минут, но потом решаю возвращаться. Дотянуть и не подвести — это я хорошо помню. Стараясь не стучать каблуками, чтобы ненароком не испортить полы, толкаю стеклянную дверь к лифту и неловко зацепляюсь носком за металлический порог. Меня ведёт в сторону, и отчаянные взмахи рук не спасают — с тихим писком я приземляюсь на пол. По щекам непроизвольно катятся слёзы. Боль в коленных чашечках ничто по сравнению с той, что окольцевала лодыжку. Закусив губу, я раскачиваюсь из стороны в сторону и скулю
Свидетелей моего позора нет, поэтому я позволяю себе просидеть на полу не меньше минуты. Осторожно шевелю пальцами и, опершись ладонями на пол, встаю. Туфлю зажимаю под мышку и, то и дело морщась, на одной ноге прыгаю к лифту. Слезы высохли, но боль никуда не ушла. Ещё и губу до крови прикусила.
Работать больше не получается. Ступня горит и пульсирует, щиколотка распухла. На счастье, ко мне заглядывает Катя из рекламного отдела и, увидев моё перекошенное лицо, срочно командирует меня в травмпункт.
До такси меня провожает она же, придерживая локоть на случай, если я вдруг потеряю равновесие. Наступать на ногу я по-прежнему не могу, и, конечно, речи не идёт о том, чтобы попытаться влезть в туфлю.
Когда я перетаскиваю ногу через порог, звонит Луиза. Жаловаться на собственную неуклюжесть я совсем не планировала, но, когда слышу её бодрое «Как дела?», неожиданно для себя самой начинаю реветь. От боли, от досады и в главной степени от того, что меня даже пожалеть некому.
— А повнятнее? — требует сестра.
— Еду в травмпункт, — сиплю я, смахивая слёзы. — Лодыжку подвернула, клуша неуклюжая. Наступать на неё не могу. У меня на одной ноге тапочка горничной, а на второй — бахила. Ты бы предпочла застрелиться.
— Бедняга моя, — сочувственно тянет Луиза. — И как ты до травмпункта доковыляешь? Блин, и я ещё у Ралины за городом, без машины. Короче, не хнычь, систер. Я сейчас Дане позвоню. Пусть немного за тобой поухаживает.
Я хочу возразить — машинально, потому что так будет правильнее, — но сестра успевает повесить трубку.
Глава 36
Данил заходит в травмпункт ещё до того, как подходит моя очередь. Даже удивительно, сколько людей посреди рабочего дня попадают в переделки. Грузная женщина напротив, морщась, держится за перевязанный тряпкой локоть, рядом с ней сидит мама с мальчиком-подростком — у того на лбу огромная шишка, и ободраны колени. Про пьяных я вообще молчу. В тесной комнате ожидания их двое — помятых, пропахших удушливым перегаром мужчин в грязной одежде и со сбитыми носами.
— Привет, — я как можно бодрее улыбаюсь Дане и незаметно прячу ступню в бахиле под стул. — Долго ждать не придётся. Я следующая.
От того, что ради меня ему пришлось бросить дела и притащиться в это неприглядное
— Промышляешь каскадёрством в обеденное время? — взгляд Данила серьёзнеет, он смотрит на мою поджатую ногу, а затем — мне в глаза. — Очень больно? Двигать ступнёй можешь?
Я внутренне напрягаюсь, потому что он опускается на скамейку рядом со мной и его плечо прижимается к моему.
— Вроде бы могу, — я вдыхаю запах его туалетной воды, перебивающий алкогольную вонь, и говорю потвёрже: — Думаю, у меня вывих. В интернете почитала симптомы.
— Вот сейчас и узнаем, — Данил кивает на открывшуюся дверь, в зазоре которой появляется лицо медсестры. — Пошли. Поторопился я сесть.
Он мягко берёт меня под локоть и помогает подняться. Из-за страха наступить на травмированную ногу, я машинально впиваюсь пальцами в его предплечье.
— Не рассчитала, прости, — виновато ему улыбаюсь, ослабляя захват.
— Волонтёрам часто достаётся, — отшучивается Данил. И добавляет чуть строже: — Не торопись. Врач никуда не убежит.
Я предполагала, что Даня доведёт меня до кабинета и останется ждать снаружи, но он заходит вместе со мной. Я даже про боль и про то, что нужно поздороваться с врачом забываю, — настолько этим тронута. Всё-таки он необыкновенно заботливый.
Мужчина-травматолог осматривает мою ступню, затем надавливает пальцами в нескольких местах, заставляя меня зашипеть, и отправляет в соседний кабинет делать снимок. Там выясняется, что ни трещины, ни перелома у меня нет, поэтому мне выписывают неделю покоя, противовоспалительные, ортопедический носок, после чего отправляют домой.
— Всё оказалось не так страшно, да? — Данил открывает пассажирскую дверь своего «Ягуара» и придерживает мою ладонь, когда я осторожно сажусь.
— Слава богу, нет перелома. Я этого больше всего боялась. Может, зря… — я хочу сказать, что зря взбудоражила Луизу, рыдая в трубку, но вместо этого выпаливаю: — Зря я тебя с работы дёрнула.
— Всё в порядке. Ни от чего сверхважного ты меня не отвлекла.
Данил не спрашивает, куда меня отвезти, и мы по умолчанию едем к моему дому. Я не возражаю. Неделю постельного режима я не могу себе позволить, но сегодня мне точно нужно полежать.
В тёмных брюках и белоснежной рубашке он выглядит даже красивее, чем обычно, и это при том, что цветные поло и джинсы ему очень идут. Боль постепенно отступает на второй план, и голову атакует один и тот же вопрос: поднимется ли он? Хотя бы ненадолго, просто чтобы выпить кофе. Мы ведь друзья.
Что Данил как минимум зайдёт ко мне на этаж, я понимаю, когда он, придерживая меня за локоть, толкает дверь в подъезд и ведёт нас к лифту. Я не отнекиваюсь, ни о чём не спрашиваю. Эгоистично хочу украсть для себя ещё немного заботы.