Опаленная юность
Шрифт:
Услыхав глухой шум, дятел приостановил свою работу и скосил круглую бирюзинку глаза вниз, на людей. Люди застыли.
Командир батальона обходит роты. Он лично вручает оружие.
— Бобров! — вызывает командир.
Взволнованный Валька выходит из строя и возвращается, прижимая к себе новенькую трехлинейку.
— Родин, Захаров, Копалкин! — вызывает командир. — Каневский! Тютин!
Бойцы подходят по очереди. Теперь они вправе называться бойцами. Это люди с оружием. Его вложила им в руки родина, и они будут защищать ее
— Курганов!
Не чувствуя под собой ног, ничего не замечая, идет Андрей к командиру. Он приходит в себя только в строю: в руке зажата тяжелая винтовка.
В этот же день происходила торжественная церемония присяги. Андрей с винтовкой в руке читал текст и удивлялся, как присяга коротка. Разве можно словами передать те чувства, которые он испытывает в этот незабываемый момент! Он готов отдать родине все, что у него есть, даже самое ценное — жизнь, которая так хороша и которую он еще фактически не видел.
Андрей смотрит на товарищей и чувствует: они думают то же, у них те же стремления и желания.
Присяга окончена.
Андрей Курганов стал красноармейцем, солдатом великой армии — армии коммунизма.
В середине лета дивизию перебросили за Можайск. Рота старшего лейтенанта Быкова спешно обучалась военному делу. Занятия тянулись до глубокой ночи.
Особенный интерес добровольцы проявляли к стрелковому делу. Здесь неожиданно для многих показал свое умение Андрей Из боевой винтовки он никогда не стрелял, но зато из мелкокалиберной разил без промаха любую цель.
В сущности, Андрей слегка побаивался стрельбы из боевой винтовки — об отдаче в плечо ходили разные слухи. Глуповатый боец Силантьев рассказывал всем, как, стреляя из положения «с колена», он неплотно прижал приклад к плечу и был опрокинут на спину.
Андрей, затаив дыхание, тронул спусковой крючок и почти не почувствовал отдачи. Повеселев, он выпустил всю обойму.
— Молодец! — прокричал наблюдатель Кузя. — Три десятки, две девятки… А ну еще!
Андрей выпустил обойму и, поднявшись, побежал к мишени.
Прослышав об успехах Курганова, на стрельбище пришел Быков Он похвалил бойцов за хорошие показатели, хлопнул по плечу Андрея.
Лейтенант Бельский, присутствовавший при этом, небрежно вытащил из кобуры вороненый наган:
— А ну-ка я попробую!
Бельскому очень хотелось, чтобы командир роты похвалил и его.
Прогремело семь выстрелов.
— Хорошо, — сообщил наблюдатель. — Две десятки, остальные восьмерки.
Бельский обрадовался, посмотрел на Быкова. Командир сказал:
— Товарищ лейтенант, дайте Курганову попробовать.
— Что вы? — изумился Бельский. — Рядовому не положено…
— Ничего!.. Ты когда-нибудь стрелял из личного оружия?
— Нет, товарищ старший лейтенант.
— Тогда смотри. — Быков подробно объяснил Андрею принципы стрельбы из нагана.
Защелкали выстрелы. С каждой выпущенной
— Вот это да!
Бойцы ахали, рассматривая мишени.
— Ты теперь не Курганов, ты «Король нагана», — засмеялся Быков. — Молодец!
Бельский, нетерпеливо покусывая губу, скривил смоляную нитку усов.
— Может быть, и вы покажете свое искусство?
— Куда мне! — замахал руками Быков.
Но все так к нему пристали, что он вынужден был согласиться.
Выстрелы у Быкова следовали почти без интервалов. Отстрелявшись, он торопливо ушел.
— Смотрите, как разбросаны пули! — протянул Родин, — А еще кадровый командир…
— Дайте-ка мне карандаш! — произнес кто-то звучным голосом.
У мишени стоял подтянутый, стройный, как юноша, командир батальона Гарин.
— Смирно! — подал запоздавшую команду Бельский.
— Вольно, вольно! Так у кого есть карандаш?
Гарин отметил пробоины Быкова и провел на иссеченной пулями мишени несколько прямых линий.
— Что получается, товарищи?
— Звезда, — растерянно проговорил Тютин. — Вот это класс!
Глава шестая
Девушки
Вечером большая группа комсомольцев Московской области прибыла в Москву, чтобы принять участие в оборонных работах. Для ночлега им выделили Клуб железнодорожников на Комсомольской площади.
Ильинские девушки решили побродить по городу — спать не хотелось. Надя, Лара и Нина, отделившись от остальных, медленно пошли по Орликову переулку и Кировской улице к Чистым прудам. Несмотря на темноту, было много прохожих, все скамейки на бульварах заняты парочками, всюду слышен разговор, смех.
Лара уже несколько месяцев не приезжала в город. Военная Москва поразила ее. Столица, погруженная во мрак, выглядела необычно. В кромешной тьме, еле различимые, светились синие огоньки у ворот домов, на остановках трамваев, у станции метро. Окна домов были косо перечеркнуты бумажными полосами. У подъездов и на лестничных клетках были видны мешки с песком и ящики с противопожарными средствами.
Каждый дом имел на вооружении грубо обработанные (их выпускали сотнями тысяч) клещи для захвата зажигательных бомб, ломы, лопаты, кирки, тяжелые огнетушители.
Дома тоже выглядели по-новому. На многих стенах икры-шах, по фантазии художников, возникли диковинные сады, буйная зелень. Всюду можно было различить маскировочные пятна и полосы. Крыши домов ощетинились длинноствольными зенитками, одиночными и счетверенными пулеметами. Крыши и чердаки стали обитаемыми: дежурные местной противовоздушной обороны — пионеры, молодежь, служащие, рабочие, старички к домохозяйки — бдительно охраняли свои жилища; настороженно вглядывались они в бездонное ночное небо.