Опасная граница
Шрифт:
Хотя в теории казалось, что стратегия «пяти искушений» несет угрозу сюнну, она потерпела крах, поскольку основа существования последних никогда не подвергалась риску. Хотя торговля и была чрезвычайно важна для рядовых кочевников, которые могли обменять излишки продуктов скотоводства на товары, произведенные в империи Хань, такие как ткань и металл, или продукты питания, — например, зерно и вино, их выживание не зависело от этой торговли. В действительности из товаров, поставляемых ханьским двором, наибольшим спросом пользовались предметы роскоши, которые затем распределялись шаньюем среди знати. Для сюнну ханьские подарки, субсидии и торговля, а также награбленная добыча представляли основной источник богатства, ведь, как заметил О. Лэттимор, «чистый кочевник — бедный кочевник» [89] . Таким образом, шаньюй тщательно охранял свои исключительные права на сношения с Китаем от имени всех степных племен, оберегая тем самым собственную политическую власть. Хотя племенные вожди могли дезертировать в Китай, а ханьские изменники могли переходить к сюнну, ни одному местному вождю сюнну, пока он оставался подданным империи, не разрешалось
89
Lattimore. Inner Asian Frontiers. P. 522.
В 133 г. до н. э. ханьский У-ди попытался раз и навсегда решить проблему сюнну, отказавшись от политики хэцинь и начав агрессивные военные действия. Радикальное изменение внешней политики Хань во времена У-ди было реакцией на давно существовавшее недовольство договорами хэцинь, а также следствием активной политической философии, доминировавшей в то время среди министров двора.
Идеологи двора длительное время утверждали, что договоры хэцинь вынуждают Китай платить дань сюнну и уравнивают статус шаньюя со статусом ханьского императора, а само государство сюнну — с китайской империей. Эти два момента противоречили самой сущности китаецентричного мирового порядка, при котором все человеческие отношения рассматривались как взаимосвязанные части в иерархии порядка морального. В частности, император, как правитель всего поднебесного мира, не мог иметь равного себе правителя. В теории международные отношения надлежало иметь только с теми государствами и правителями, которые официально разделяли такие взгляды в своей внешней политике. Официальное признание китаецентричного мирового порядка было очень существенным, поскольку министры ханьского двора считали, что символический порядок во Вселенной был необходимой предпосылкой и отражением бренного земного порядка. По их мнению, нарушение необходимого символического порядка — будь то в форме предзнаменований, стихийных бедствий или в регулируемых аспектах человеческого поведения — имело прямые политические последствия. Они остро чувствовали угрозы этому символическому порядку.
Наиболее явным и оскорбительным нарушением китаецентричного мирового порядка было то, что сюнну требовали и добились равного с Китаем статуса. Первоначально простодушные сюнну не осознавали, что подобное официальное признание их силы создавало огромные трудности для ханьского двора. До тех пор пока перебежчик из Китая Чжунхан Юэ не объяснил сюнну ситуацию, они воспринимали такое положение как само собой разумеющееся. Однако с помощью Чжунхан Юэ сюнну начали дразнить двор Хань, в изощренной манере манипулируя китайскими символами могущества и власти. Такова была форма мести ханьскому двору одного из его бывших чиновников.
Письма Хань, адресованные шаньюю, были всегда написаны на деревянных дощечках длиной один фут и один дюйм и начинались словами: «Император почтительно спрашивает о здоровье великого шаньюя сюнну. Мы посылаем Вам следующие предметы, и т. д. и т. п.». Чжунхан Юэ, однако, научил шаньюя использовать для ответа таблички длиной один фут и два дюйма, украшенные широкими, большими и длинными печатями, и писать ответ в следующей экстравагантной манере: «Великий шаньюй сюнну, Небом и Землей рожденный, Солнцем и Луной поставленный, почтительно спрашивает о здоровье императора Хань. Мы посылаем Вам следующие предметы, и т. д. и т. п.» [90] .
90
ШЦ 110: 16a–16b; Watson. Records. Vol. 2. P. 170–171.
Эти письма вызвали ярость Цзя И — чиновника при дворе ханьского Вэнь-ди (правил в 179–157 гг. до н. э.). Он уже давно выступал против политики хэцинь, утверждая, что она находится в прямом противоречии с фундаментальными конфуцианскими принципами.
Положение империи может быть описано примерно как положение человека, подвешенного вверх ногами. Сын Неба находится во главе империи. Почему? Потому что он должен находиться на вершине. Варвары находятся у ног империи. Почему? Потому что они должны находиться внизу… Командовать варварами — это право, данное императору, находящемуся на вершине, а отдавать дань Сыну Неба — это ритуал, который должен исполняться вассалами, находящимися внизу. Теперь же ноги подняты наверх, а голова опущена вниз. Подвешивание вверх ногами — это что-то недоступное пониманию [91] .
91
ХШ 48: 12b–13a; Yu. Trade and Expansion. P. 11.
Тогда Цзя И выдвинул предложение — собрать войска для атаки на сюнну, чтобы заставить их знать свое место. Это предложение было оставлено без внимания из-за страха перед кочевниками.
При высказывании этого и других критических замечаний по поводу политики хэцинь в центре дебатов находился скорее символический порядок, чем практические соображения.
Первоначально подобная критика не оказывала большого влияния. Ханьский Гао-цзу, начавший проведение политики хэцинь,
92
Ср.: ШЦ 97: 1b; Watson. Records. Vol. 1. P. 270.
Политика хэцинь продолжалась во времена правления императрицы Люй и императоров Вэнь-ди и Цзин-ди, несмотря на периодические нападения и оскорбления со стороны сюнну. К этому времени относится и грубое предложение замужества императрице Люй от Маодуня, разозлившее ее до такой степени, что она готова была начать войну, — однако министры двора напомнили ей, что ханьские войска безуспешно боролись с сюнну во времена правления ее мужа, и послали Маодуню любезный отказ. Терпимость к требованиям сюнну находилась в соответствии с доминировавшей тогда в империи Хань политикой невмешательства во внутреннюю экономическую жизнь страны, при которой правительственные поборы с китайского населения должны были быть сведены к минимуму. Император Вэнь-ди особенно славился отсутствием расточительства и скромным образом жизни. Несмотря на непристойную форму и другие трудности, политика хэцинь выполняла свою основную роль в устранении постоянного военного противостояния на границе, которое стало бы тяжелым бременем для казны Хань.
Ко времени правления императора У-ди (140–87 гг. до н. э.) Китай давно оправился от разрушений периода гражданской войны, в ходе которой была основана династия Хань. Договоры с сюнну снова превратились в политическую проблему и были подвергнуты критике как неподходящие для великой державы. В ходе острых дебатов чиновники, сторонники давнего предложения Цзя И, утверждали, что пришло время освободиться от сюннуской угрозы раз и навсегда. Защитники системы хэцинь отвечали, что такая война будет чрезвычайно дорогостоящей и в конце концов мало к чему приведет, поскольку Хань не сможет оккупировать степь и полностью изгнать сюнну. Вначале защитники старой политики победили, но в 133 г. до н. э. ханьский У-ди присоединился к партии войны. На протяжении последующих 40 лет его правления Китай предпринимал огромные усилия с целью уничтожения сюнну [93] .
93
Лоу (Loewe) в работе, посвященной военным кампаниям ханьского У-ди (Campaigns), дает детальное описание и анализ этих войн на основании данных Хань-шу. Его исследование завершается кратким резюме, в котором особенно интересно приложение A — «Список основных военных событий (138–90 гг. до н. э.)»
Стратегия империи Хань в ее войнах с сюнну реализовывалась в четырех основных направлениях. Во-первых, граница Хань переносилась к границам старой династии Цинь, а в некоторых местах — и дальше нее. Граница на всем протяжении охранялась рекрутами, часто каторжанами, дислоцированными на территории крепостей. Считалось, что эти воины будут находиться на частичном самообеспечении за счет продукции созданных ими земледельческих колоний. Во-вторых, ханьский двор пытался заключить союз с соседями кочевников сюнну — усунями и юэчжами. Юэчжи обосновались в области Окса (Амударьи) и не желали продолжения войн с сюнну. Они отвергли союз с Китаем. Усуни готовы были заключить союз, скрепленный свадьбой Гуньмо и ханьской принцессы, но не хотели связывать себя излишними обязательствами. Время от времени они помогали Китаю, нападая на сюнну с запада. В-третьих, войска Хань должны были продвинуться в бассейн реки Тарим и захватили расположенные там города-государства. Тем самым они попытались «отсечь правую руку сюнну», прервав их связи с кочевниками-цянами на окраинах Тибета и перерезав канал поступления доходов из городов-государств Восточного Туркестана [94] . Наконец, большие карательные экспедиции ханьцев должны были уничтожить сюнну в самой степи.
94
ХШ 61: 4b; Hulsewe. China in Central Asia. P. 217.
Ханьские стратеги недооценили живучесть конфедерации сюнну и трудность достижения победы в степи. Китайцы смогли захватить и оккупировать лишь окраинные земли, расположенные вдоль линии границы. Они были не способны ни оккупировать всю степь, ни ввести там сельскохозяйственную экономику, подобную той, которую ввели в захваченных районах на юге и западе. Действительно, даже военные действия в степи были весьма накладным предприятием, требующим наличия больших обозов для снабжения ханьских войск, поскольку сюнну не имели сельскохозяйственных угодий и богатых городов, которые можно было захватить. Вне зависимости от количества одержанных побед ханьские войска должны были в конце концов уйти из земель сюнну и оставить степь в руках кочевников.