Опасная граница

Барфилд Томас Джефферсон

Таблица 4.3. Даты правления уйгурских каганов

Первая династия

Вторая династия

Степная цивилизация

Часто отмечается высокий уровень цивилизации уйгуров. Уйгуры имели постоянную столицу, из которой управляли империей, вели записи, развивали сельское хозяйство в степи и тесно взаимодействовали с ираноязычным миром в области религии и системы управления. В то время как большинство кочевых империй оставили в наследство только воспоминания о великих завоеваниях, уйгуры создали оригинальный синтез степных традиций и цивилизации и сохранили его даже после утраты политической власти. Уйгурский опыт стал связующим

звеном между кочевниками и окружающими цивилизациями. Монголы, создавшие государство через четыреста лет после падения уйгурского каганата, во многом полагались на мнение уйгурских советников.

Идея создания в степи городов не была изобретением уйгуров. Сюнну также периодически основывали и покидали города. Тюркский каган Могилян хотел основать город, но его отговорили. Уйгуры основали свою столицу Карабалгасун вскоре после образования империи. Арабский путешественник Тамим ибн Бахр, посетивший Карабалгасун в 830-е гг., описывает его как большой город с двенадцатью железными воротами и крепостью. Он был «густо населен и многолюден, с большим числом рынков и разнообразными товарами». Земли вокруг города тщательно возделывались [205] . Город был расположен в центре территории, подвластной кочевникам, на реке Орхон, в том месте, где монголы позднее построили Каракорум.

205

Minorski. Tamim ibn Bahr's journey to the Uighurs. P. 283.

Города, как правило, прочно ассоциируются с наличием сельскохозяйственного производства, и поэтому часто высказывалось мнение, что уйгуры были оседлым народом. Однако похоже, что это не так. Кочевая империя могла переселять людей, занимающихся сельским хозяйством, в глубь своей территории, где они обрабатывали землю, но города кочевников не были естественным итогом развития сельского хозяйства. Скорее, города номадов строились по приказу сверху и функционировали как центры по сбору налогов и дани. Уйгуры получали огромные количества шелка и других даров из Китая, и им нужно было место, где бы они могли хранить эти богатства, принимать купцов и отправлять правосудие, закрепив за собой роль посредника в прибыльной торговле шелком. Интенсивное сельскохозяйственное производство, налаженное в окрестностях городов, было вторичным явлением. Оно обеспечивало продуктами питания жителей столицы и поддерживалось за счет международной торговли. Такие города, расположенные в глубине Монголии, не зависели в своем развитии от местных ресурсов. Как и сама имперская конфедерация, они возникали в результате эксплуатации экономики Китая. Это были цветы растения, корни которого находились в Чанъани. Когда связь с Китаем разрушалась, степные города были обречены на вымирание. Даже местное сельское хозяйство зависело от устойчивости уйгурского государства. Сельское хозяйство в Монголии могло существовать только в том случае, если кочевники были защищены от нападений, а земледельческие общины — от угрозы разрушения. Будучи разрушенными, общины исчезали, поскольку не было достаточного количества сельскохозяйственного населения, чтобы восстановить их. Весь комплекс городской жизни, производства сельскохозяйственной продукции и централизованной торговли зависел от сохранения уйгурами контроля над степью.

Город Карабалгасун был построен по согдийскому, а не по китайскому образцу. Успех уйгурской цивилизации во многом определялся широким применением в степи иранских моделей организации. Иранское влияние на территории Монголии впервые стало заметно в конце существования Первой Тюркской империи, когда одним из обвинений, выдвинутых против кагана Хэли, было то, что он широко привлекал согдийцев в органы власти. До того единственной моделью цивилизации в восточной части Центральной Азии была китайская. Китайские модели организации, тесно связанные с сельскохозяйственной экономикой и во многих отношениях противоположные кочевому образу жизни, никогда не укоренялись в степи. В иранском мире не существовало такого резкого разделения на оседлое население и кочевников. Правители ираноязычных народов имели долгий опыт общения с кочевниками. Они поддерживали тесные связи со скотоводами, проживавшими на их территории и стремившимися установить контакты с соседними городами и селами. Значительная часть иранского мира находилась под властью династий, основанных могущественными кочевыми племенами. Например, юэчжи властвовали над землями в районе Амударьи. Природа этого региона позволяла им оставаться скотоводами-кочевниками, осуществляющими сезонные миграции, и при этом поддерживать тесные контакты с оседлым населением. Точно так же западные тюрки являлись частью гораздо более сложной системы, чем та, в которой жили родственные им племена на востоке, резко дистанцировавшиеся от сельскохозяйственного Китая.

Согдийцы контролировали оазисы Туркестана. Они славились как торговцы и основывали торговые сообщества в Китае. Отношение китайского правительства к внешней торговле было традиционно отрицательным, поэтому согдийцы и другие иноземные купцы с самого начала искали союза с могущественными кочевыми империями. В связи с этим кочевники придавали большое значение торговле, заставляя Китай открывать рынки и вымогая у него шелк. Затем иноземные купцы, желавшие принять участие в частной торговле, стали присоединяться к посольствам, отправлявшимся из степи в Китай. Кроме того, купцы выступали в качестве скупщиков полученного из Китая шелка и других товаров для перепродажи их на западе. Напомним, что кочевники

контролировали большую часть территории, связывавшей иранские земли с Китаем. Поэтому для обеспечения безопасности караванной торговли необходимо было поддерживать дружеские отношения со степными племенами. Наконец, согдийцы рассматривали степные племена как союзников, а не как врагов и могли служить им как чиновники, мастерски владеющие искусством компромисса. Обе группы рассматривали торговлю как жизненно важный источник существования.

Связи согдийцев с уйгурами стали еще теснее после второго ограбления Лояна. Именно тогда каган познакомился с манихейством, исповедуемым согдийцами, и впоследствии принял его. Затем в степь прибыли проповедники и большое число согдийских советников. Они познакомили уйгуров с согдийским алфавитом. Манихейство с его акцентом на вегетарианстве и пацифистских идеалах могло показаться неподходящим для кочевников, однако следовать строгим положениям веры полагалось только избранным. Как и при принятии буддизма, имевшем место до и после обращения в манихейство, интерес степных племен к этим мировым религиям всегда сдерживался прагматическим признанием войны и скотоводства неизменными нормами кочевого образа жизни.

Среди уйгуров существовало и противодействие влиянию согдийцев, проявившееся в убийстве Идицзяня в 779 г., однако в скором времени согдийцы вернули себе расположение властей. Согдийцы весьма выигрывали от союза с уйгурами. Их торговые колонии в Китае находились под защитой уйгуров, которые обеспечивали им дипломатический иммунитет. Они стали влиятельными ростовщиками и основными скупщиками шелка. Иранская культура распространилась среди уйгурской знати, которая обнаружила в ней формы гораздо более гибкие, чем те, что ранее заимствовались кочевниками у Китая.

Часто полагают, что обращение уйгуров в манихейство и возведение ими города в степи сделало их «мягкими» и уязвимыми для атак других номадов. Однако, хотя падение уйгурской империи было неразрывно связано с падением их столицы, поражение от кыргызов не явилось следствием того, что они стали худшими, чем прежде, воинами. Это поражение было обусловлено действием целого ряда других, менее заметных факторов. Когда Могилян предложил основать тюркский город, Тоньюкук сказал ему, что это создаст угрозу для существования государства тюрков, которое опиралось на мобильность кочевников. Как кочевники тюрки всегда были готовы к маневру, но, превратившись в защитников стационарных укреплений, они могли быть уничтожены одним сокрушительным ударом. Уйгуры наверняка знали об этой опасности; по этим же причинам покидали свои города и сюнну. Для любой группы кочевников позиционная оборона сулила опасность. Но основание городов имело много позитивных аспектов. Город-крепость служил надежным хранилищем товаров для внешней торговли. Чем больше таких товаров получало кочевое общество, тем менее мобильным оно становилось, поэтому в конце концов хранить сокровища в укрепленном городе становилось безопаснее, чем возить их с собой по степи. Кроме того, город-крепость редко становился добычей кочевников, поскольку последние не умели осаждать города или штурмовать их стены. Великие монгольские завоевания, сопровождавшиеся быстрым разрушением крепостей, казалось бы, противоречат этому факту. Однако первоначально монголы не умели захватывать города-крепости. Такую возможность они получили лишь после того, как у них появились опытные китайские и мусульманские инженеры, применявшие свои знания под контролем монголов. Отрицательный аспект заключался в том, что богатый город представлял собой естественную и постоянную цель набегов для других кочевников. Нередко степные империи терпели многочисленные поражения, но быстро перегруппировывали свои силы и возрождались вновь. Однако, если в столичном городе сосредоточивались слишком большие материальные ценности и силы, падение его оказывалось фатальным.

Уйгуры обладали слишком большим богатством, чтобы позволить себе не иметь постоянной укрепленной столицы. Это означало, что ее необходимо было защищать при любых обстоятельствах. Многочисленные враги хотели захватить город — они готовы были пережить дюжину отступлений в надежде на единственную победу. Кыргызы, жившие к северу, были одними из них. Они находились в состоянии войны с уйгурами примерно с 830 г. В 840 г., когда в Карабалгасуне начались волнения, кыргызы, воспользовавшись случаем, захватили и ограбили город. Власти уйгуров над степью был нанесен смертельный удар. Уйгурская знать отступила в оазисы Туркестана, где ее представители стали правителями княжеств Ганьчжоу (840–1028 гг.) и Кочо (840–1209 гг.) [206] . Несмотря на ограниченное влияние, уйгурская организационная модель продолжала действовать и позднее как связующее звено между кочевыми и оседлыми обществами. И сегодня, спустя более чем 1100 лет после падения уйгурской империи, жители оазисов Синьцзяна в Китайской Народной Республике с гордостью продолжают называть себя уйгурами.

206

Pinks. Die Uiguren von Kan-chou in der fruhen Sung-Zeit (960–1028).

Указатель основных имен

Важнейшие племена на степной границе

Жуаньжуани

Разгромлены своими прежними вассалами — тюрками в 555 г.

Кидани

Кочевое племя в Маньчжурии

Разбиты тюрками и китайцами

Кыргызы

Племя на Енисее и в Прибайкалье

Разграбили столицу уйгуров в 840 г. и уничтожили их империю

Не смогли основать собственную империю