Опасная обочина
Шрифт:
— А слова чьи?
— Тоже мои, — небрежно сообщил водитель-менестрель. — И вообще, если б не судьба-индейка, сидел бы я тут с вами или, как скажет наш друг Эдуард Баранчук, утюжил бы трассу. Да я бы эту трассу в словаре сто лет искал и не нашел бы, да я…
Тут Паша прервала монолог разошедшегося певца.
— Спел бы ты лучше, — мягко сказала она.
— И спою! — продолжал, не меняя интонации, Иорданов. — И спою! Творец не вправе скрывать свой талант от народа! Народ — это вы. Вот я и не скрываю…
Он взял несколько аккордов грустновато-мажорного характера, но в ритме, заставляющем
— Настоящему артисту не надо настраиваться, — скороговоркой пробубнил Валька, — Он может сразу…
И запел:
Здравствуй, друг! Пишу тебе оттуда, Где ветра сшибаются всерьез, Где не получается простуда, Где не выключается мороз. Не случайно море звали Понтом Греки, проживавшие в раю. Край земли всегда у горизонта, Горизонт у света на краю. Нету от тебя радиограммы. Замерзает в градуснике ртуть. Здесь у нас лежневка вместо мамы, Бревна в три наката, Млечный Путь. Фронтовик не покидает фронта, Грузовик не бросит колею. Край земли всегда у горизонта, Горизонт у света на краю. Ох как повидать тебя охота! До свиданья, извини за стиль. Посылаю маленькое фото: Я, тайга и мой автомобиль. Если уж любить, так Джиоконду, Если погибать, так уж в бою. Край земли всегда у горизонта, Горизонт у света на краю.— Гениально! — воскликнула потрясенная Пашка.
Дядя Ваня-манси был более сдержан.
— Большой-большой человек Валька, — сурово произнес он, не двинув ни одной морщиной своего неподвижного лица.
Уличенный в невежестве Дятел просто промолчал, хотя ему жутко хотелось поставить под сомнение авторство Вальки, ну хотя бы в музыке, что-то она ему напоминала, а вот что, вылетело как на грех из головы.
У Венеры вдруг засияли глаза, и она с девической застенчивостью почти прошептала:
— Валечка, пожалуйста, спой еще раз.
— Да! — поддержала Пашка-амазонка. — Давайте все споем! Ну, подпоем для начала. Это же наша песня. Валентин, начинай, мы тебе подпевать будем!
Иорданова долго упрашивать не надо было. Валька тронул струны гитары…
Здорово они пели! А когда закончили, то были щедро вознаграждены одинокими «аплодисментами»: чьи-то большие и вымазанные в тавоте руки просунулись в дверную форточку из кабинета Стародубцева и мерно хлопали одна об другую. Потом
— Привет, лоботрясы, — вот что сказало это лицо.
— Привет, пролетарий, — ответила за всех Пашка. — Посиди с нами, погрейся.
— Некогда. Где Стародубцев?
— В районе. Начальство вызвало.
Баранчук удивился:
— Он что, пешком пошел, пока ты здесь распеваешь?
— Нет. За ним «вертушку» прислали.
— Надо же. Выходит, дед важной персоной стал.
— Еще какой! Перед отлетом всем задания дал.
— Ага, вот вы их и выполняете.
Пашка состроила серьезную мину.
— Мы используем, — сказала она веско, — дарованное нам конституцией право на отдых.
— Я и сказал — лоботрясы…
Баранчук задумался, что-то соображая.
— Ч-чёрт! Кто же мне втулку выпишет? — как бы про себя проговорил он.
Валька Иорданов расправил узкие плечи.
— Я могу тебе выписать, если надо. Кстати, не хочешь ли с нами спеть? Мы сейчас повторять будем…
Скулы у Баранчука дрогнули.
— Это я тебе сейчас выпишу! Почему гитару без спроса взял?
Иорданов поморщился:
— Ну зачем так грубо, Эдичка? Пока я спал, ты уехал, не искать же мне тебя на трассе из-за какой-то гитары. А потом я — талант, меня бить нельзя. Вот окружающие подтвердят. Ребята, подтвердите!
Все дружно кивнули. Кроме Дятла.
— А ты, орелик, не считаешь, что Иорданов — талант? — спросил Эдуард, умевший иной раз подмечать и мелочи.
— Талант — сбоку бант, — нахмурился радист Вовочка Орлов и отвернулся.
— Э-э-э, — протянула Пашка, — да он и тебя талантом заразил.
— Адувард, — проснулся дядя Ваня, — тебе какая втулка выписывать надо?
«Адувард» назвал.
— Есть такой втулка, — не меняя выражения лица, сказал дядя. Ваня. — Иди домой. Моя рюкзак под лежанкой знаешь? Там втулка.
Баранчук сдержанно улыбнулся в стиле народа манси и вежливо поблагодарил:
— Спасибо, дядя Ваня. С меня причитается. А вот компанию ты себе выбрал дурную. Такой солидный человек…
И Баранчук захлопнул окошечко.
— От меня тоже спасибо, — поклонился дяде Ване Иорданов. — Если бы не ты, мой северный друг, то Эдуард мне плешь бы проел за эту несчастную гитару.
— У тебя плешь и так уже есть, — сказала Пашка.
Валентин Иорданов сделал вид, что обиделся.
— Это от шапки, — надменно выпрямился он. — А вежливый человек никогда не станет вслух говорить о недостатках других людей. Я же не говорю, что у тебя…
— У меня нет недостатков, — отрезала Пашка. — Я — дама.
— А-а-а, в этом смысле…
— В этом. Давайте лучше еще раз споем, — мудро переключила она вежливого водителя на его собственное тщеславие. — Отличная песня.
И они было снова запели. Но в это время возник звук, обративший их внимание к потолку и тем прервавший песню.
— «Вертушка», — изрек дядя Ваня.
— Стародубцев, — кивнул Дятел.
— Уходим в подполье, — сказал Иорданов. — Прошу всех посетить наш салон-вагон. Ты тоже приходи, Дятел, если дед отпустит. Споем не трио, а квартетом, ты же видел — дядя Ваня сегодня не в голосе. Лытка чен хар, дядя Ваня?