Опасная связь
Шрифт:
Я наклоняюсь вперед за еще одним бокалом шампанского, остро ощущая пробку внутри. Когда я выйду из этой машины, буду шатающейся, пьяной и полностью использованной, но этот разговор заставляет адреналин бурлить, поэтому разум все еще ясен.
— Я ненавижу тебя за то, что ты со мной сделал. Ненавижу сильнее, чем когда-либо думала, что способна кого-то ненавидеть, — говорю я, но его это нисколько не трогает. Смех перекатывается через динамики, словно вибрация, ощутимая на коже.
— Да, ненавидишь. Но это далеко не все, что ты ко мне чувствуешь. Особенно когда думаешь, как я
Я тихо вздыхаю:
— Губительная мысль.
— Ты можешь обрести славу и величие, о которых даже не мечтала, Миа. Все, что я хочу взамен, — это твоя безграничная преданность.
— Преданность? — фыркаю я. — Ты этого от всех своих секс-игрушек ожидаешь?
— О, уверяю тебя, ты моя единственная игрушка, и это, поверь, плохая новость.
Я быстро понимаю, что он имеет в виду. Челюсть сжимается, я сдвигаюсь, чувствуя пробку еще острее. Чертов неотразимый ублюдок хотел этого с самого начала — чтобы я все время ощущала, что он как будто трахается со мной, что его присутствие не исчезает ни на секунду. Чтобы я всегда помнила, чья я.
— Ты усвоишь урок по-своему. Я не могу закрыть глаза на то, что ты сделала. Возможно, ты думаешь, что сможешь выкрутиться, но позволь мне прояснить одно: ты моя — моя собственность.
Я запрокидываю голову, смеюсь, сжимая бокал в руке, и вдруг осознаю, как сильно размазан мой макияж.
— Ненавижу тебя до чертиков.
— А еще ты обожала сосать мой член в примерочной. Тебе понравилось, когда я затащил тебя в туалетную кабинку и использовал прямо на глазах у моих людей. Тебе нравилось трахать себя этой резиновой дубинкой, и ты тащишься от ощущения пробки в своей заднице.
Потому что никто не знает, что мне нравится, лучше, чем он.
И этот ублюдок знает это слишком хорошо, поэтому ждет, что я попытаюсь это отрицать. Мне бы следовало так и сделать, просто чтобы швырнуть это ему в лицо. Но я не могу.
Поэтому он продолжает.
— Давай поясним раз и навсегда: ни один другой мужчина не может к тебе даже прикоснуться. Если я узнаю, что ты хоть раз взглянула на кого-то другого, история с Тимоти повторится.
— Я не давала поводов Тимоти, — сквозь зубы произношу я.
— А вот Никко, этого говнюка, ты поощряла.
Моя спина напрягается.
— Очень давно, — отрезаю я.
Он хихикает, и этот звук пробирает до костей.
— Похоже, до него все никак не дойдет. Но ты знаешь, что я могу разобраться с этим за тебя, детка.
— Нет, — резко отвечаю я, подаваясь вперед. Затем, собрав себя в более контролируемый тон: — Я сама позабочусь, чтобы он все понял. К тому же, я выставила его сегодня идиотом. Он не простит меня за это ни сейчас, ни когда-либо.
— Ты ничему не научилась из нашего прошлого, маленькая шпионка? — произносит Деклан. — Ты все еще недооцениваешь мужчину с навязчивой идеей.
— Никто не умеет быть одержимым так, как ты, Деклан, — тихо отвечаю я.
— Нет. У этого говнюка одержимость мелочная. Глупая. Подлая. Очень похожа на одержимость Тимоти.
От одного упоминания этого имени меня пробирает отвращение. Я морщусь, вспоминая, что он писал мне в своих сообщениях. Но Никко все-таки
— Думаю, он уже сдался, — говорю я, хотя уверенности в голосе маловато.
— Если не сдался, даже не думай давать ему ту же ложную надежду снова. Ты знаешь, к чему это приводит.
Его голос становится ниже, пробирая холодом, напоминая, как далеко он готов зайти.
— Почему ты вообще заморачиваешься, если все, чего ты хочешь, — это наказать меня? — шиплю я, не скрывая раздражения.
В машине повисает тяжелая пауза, и я неудобно ерзаю, ощущая его присутствие, будто он здесь, рядом. Кажется, весь салон темнеет, словно неведомый дух приглушает свет.
— Ты спрашиваешь, потому что хочешь знать, что ты для меня значишь. Но готова ли ты услышать правду?
Мое тело напрягается в ожидании, но я держусь, замерев.
— Ты всегда была для меня чем-то особенным, — говорит он. — Когда ты рядом, я перестаю думать и просто чувствую. А для меня это так редко, что стоит целого мира. Мужчины вроде меня часто прибегают к алкоголю, наркотикам и дорогим проституткам, чтобы справиться с уродливой правдой о себе. Я? — Он делает паузу, и тишина становится почти ощутимой. Я боюсь даже дышать, не желая пропустить ни слова. — У меня свой собственный наркотик. Тот, которого мне долгое время не хватало. Я думал, что симптомы ломки со временем исчезнут, но сюрприз-сюрприз — этого не случилось. Я стал раздражительным, беспокойным, как наркоман, который слишком долго обходился без дозы. И в итоге я больше не мог себя контролировать. Я сходил с ума. Поэтому я бросился в единственное, что могло хоть немного облегчить боль, — в драки. Но даже после этого я оставался диким псом, когда ты ушла. И в какой-то момент я сделал что-то очень глупое. Если бы не Джакс, я бы сейчас гнил за решеткой. Никакие деньги мира меня бы не спасли. И все это из-за тебя.
Я сжимаю губы, голодная до новых деталей, до того, чтобы узнать, что же произошло. Что за ужасная тайна связывает его с Джаксом? Что сделал муж моей лучшей подруги для него?
— Видишь ли, маленькая шпионка, твое наказание должно быть болезненным. Настолько, чтобы ты даже не рискнула уйти от меня снова. И я убью любого мужчину, который попытается тебе помочь.
Его слова проникают в мой разум, как опиум.
— Ты действительно зайдешь так далеко?
Злой смешок.
— И даже дальше. Я буду давить на тебя, пока ты не станешь моей собакой на поводке. Пока не начнешь зависеть от меня настолько, чтобы просто дышать. Пока не будешь умолять о моей удавке.
С меня срывается едва слышный выдох, а его дьявольский смех заполняет машину.
— А вот и моя грязная маленькая шпионка. Обожаешь то, что слышишь, да? Это с самого начала меня в тебе привлекло, знаешь? То, как ты была неприкрыто дерзкой. Такая безобидная малышка с брекетами и мешковатой одеждой металлистки, кто бы мог подумать, что ты снимаешь спортсмена в душе? Но я знал, что ты это делаешь. Знал давно. И меня это заводило. Пока я не захотел большего. А потом и большего оказалось недостаточно.