Операция без выстрела
Шрифт:
На успех почти не надеялись…
В руки националистов Орех попал не сразу. Вывезенный в 1942 году в Германию, он некоторое время после окончания войны находился в лагерях для перемещенных лиц, где нашел его один из проводников так называемой миссии УПА при зарубежном представительстве УГВР, оуновец по кличке Байда. Он старательно обрабатывал Ореха, стремясь сделать из него фанатика-националиста. Не жалел Байда ни слов, ни красок для воспитания своего подопечного. Орех стал неприязненно относиться к Советскому Союзу, а со временем вступил в ОУН.
Пользуясь тем, что хлопец не знал настоящего положения дел на родине, Байда плел басни о подполье
Орех хотел повидать родные места, потому и согласился. Кроме того, парню так надоело околачиваться среди чужаков по лагерям и жить полуголодным, бесправным изгнанником, что он уже был согласен на все, только бы попасть на Украину.
Байда привез Ореха в Мюнхен, где познакомил его с членом ЗП УГВР Калиной. Тот отнесся к хлопцу доброжелательно и после короткой беседы дал согласие на соответствующее обучение.
Так Орех попал в деревню Обербойрен, где находилась разведывательная школа. Американский разведчик Блейк обучал националистов, в том числе и Дипломата. Последний инструктаж состоялся перед самым вылетом. Ильчишину и Ореху уточнили задание: наладить связь между ЗП УГВР и подпольем, а потом снабжать американский радиоцентр необходимыми данными с территории Советской Украины.
Особенно интересовали разведку сведения о предприятиях оборонного значения, о продукции, ими вырабатываемой, о расположении гражданских и военных аэродромов, об их охране, о размещении воинских частей. Шпионы должны были сообщить о противовоздушной обороне в Карпатах, передать за границу данные о площадках в горах, которые американцы в случае необходимости могли использовать для высадки военных десантов.
Орех понял, что зверхники Калиня, Доктор, Ярополк — это были Ю. Лопатинский, И. Гриньох, М. Лебедь — работают на американцев. Надеялся, что его используют в подполье только как радиста.
И вот прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Ореха поселили в бункер к бывшему районному проводнику Барвинку и боевику Шулике, а клятая рация по-прежнему не работала. Радист, видимо, догадывался, что никакой сети националистического подполья на Украине не существует, поэтому считал, что от его рации не будет толку. Хлопца охватило равнодушие.
Несмотря на угрозы Ильчишина, радист продолжал бездельничать, хотя хорошо знал: эмиссар слов на ветер не бросает. Выручила погода: на третий день повалил густой снег, и громадный голубоватый ковер, который казался бескрайним в этой холмистой местности, отрезал Ореха от Ильчишина — переходы из бункера в бункер стали невозможными.
Шли недели. Глухая тьма, черная, бесконечная, угнетала Ореха, пронимала душу каким-то мистическим ужасом, и ему все время казалось, что где-то рядом затаилась грозная опасность.
Барвинок и Шулика привыкли к зимовкам в буккере. Днем они отсыпались, а ночью на раскаленной железной печурке готовили еду, болтали. Орех внимательно к ним прислушивался.
— Видно, с краевым проводом что-то случилось, — услышал как-то радист обрывок разговора.
— Брось, друже, — сказал в ответ Барвинок. — Зверхники что, глупей нас с тобой? Они еще раньше забились в норы и повылазят оттуда только к весне, как зазеленеет.
— До весны еще ого-го, — произнес Шулика. — А хоть бы и дождались, так не думаю, что нам будет легче.
— Прикуси язык, — оборвал Барвинок. — Смотри, накаркаешь.
—
— А раньше всего тем, кто про это болтает, — рассердился Барвинок. — Услыхал бы Песня, куда ты клонишь, пустил бы пулю в лоб: тебе — за то, что болтаешь, мне — за то, что слушаю.
— Этим меня не испугаешь, друже. Насмотрелся в подполье всякого. Но, поверь, самое страшное, когда свои своих убивают. Ну скажи, чем те хлопцы, которых объявляют ненадежными, провинились перед организацией?
— Или не понимаешь? Человек, ни в чем таком не замешанный, может явиться с повинной и выдать остальных.
— Ну так зачем же мы с тобой тащили их в лес?
— Этого требовал провод. Так уж сложилось. Ну, а теперь времена переменились…
— Еще как переменились, — вздохнул Шулика. — Попробуй покажись на люди. Не так давно послал меня Песня в одно село за харчами. Ночью нашел я нужную хату, постучал в окно. Хозяйка увидела меня и отворила. Захожу, значит, внутрь, а там уже ждут с винтовками местные дядьки. Чудом я тогда спасся. В то проклятое село никто из наших больше не заходил, а надо было бы пойти, расквитаться кое с кем…
— У меня тоже есть счеты на одном хуторе, — сказал Барвинок. — Если бы не зима и не запрещение Песни, так пошел бы туда хоть сейчас. Прямо сердце печет на тех, кто связал меня и передал в руки чекистов.
— Ну и ну! — удивился радист. — Как это так?
Барвинок подвинулся ближе к Ореху.
— Это поучительная история. Если ты, друже, попал к нам в подполье, так должен знать, что местным жителям, даже хорошо проверенным, теперь доверять нельзя. Все они поддерживают Советскую власть. Этого я не учел и чуть было не поплатился головой. Вот послушай, как это случилось. В теплый летний день несколько наших групп переходили на новую базу. Тогда я еще был районным проводником и держал при себе охранников, но выслал их далеко вперед прокладывать путь нашей колонне. Остался только с одним боевиком. У глухого лесного хутора наскочили мы на засаду «ястребков», и пришлось принять бой. Много наших погибло в тот раз. Но мне удалось бежать. Прятался в кустах, пока не стемнело, и тогда уж повернул к хутору. Приняли меня там старые знакомые, накормили, напоили и спать положили. А утром я проснулся со связанными руками. Чекисты ждали во дворе. Кто я такой — не надо было и объяснять. Приказали идти по тропинке и не оглядываться. Местность я знал хорошо, имел поблизости несколько схронов, только сбежать не подворачивался случай. Наконец мой конвоир остановился, сел под елью, отложил в сторону автомат и закурил. У него зуб болел, он вытащил из кармана пакетик, набрал щепоть какого-то порошка и стал прикладывать к десне. Тут я и изловчился: прыгнул в глубоченный овраг прямо со связанными руками. Следом по кустам только залопотали пули, но ни одна не попала. Через неделю я встретился со своими. Но после этого случая мне перестали доверять… Ну, хватит об этом…
Рассказы Шулики и Барвинка поразили Ореха. Он рассчитывал увидеть в подполье героев, которые, как утверждали Доктор и Ярополк, отстаивают право украинцев на счастливую жизнь. Теперь окончательно убедился, что эти «герои» не имеют ни малейшей поддержки в народе и даже больше — прячутся по схронам от своих же земляков.
Минуту поколебавшись, Орех спросил:
— Неужто всюду люди так скверно относятся к националистам?
— К сожалению, да, — ответил бывший районный проводник.