Операция «Гадюка» (сборник)

Булычев Кир

И конечно же, идиот.

Может, это был не идиот, только Люся про себя называла его так.

Он не обернулся к Люсе, а продолжал тянуть воду из стакана, словно это было увлекательным занятием, а вместо воды ему достался апельсиновый сок.

— Люся, — сказал наконец Партизан. — Пыркин мне говорил, что ты вернулась. Он говорил, а я не поверил. Я решил, как разумный человек, если тебя снова увидели, значит, ты никуда не уходила, а просто здесь по соседству все это время бродила.

— А вы совсем не изменились, —

сказала Люся.

— А вот ты изменилась, и это странно. Но я тебе должен сказать, что если ты нашла пищу специальную, от которой растут, мне говорили, что есть такая, будто под Малаховкой растет пальма, а с нее падают такие кокосы, что если их есть, то вырастешь…

— Вы меня искали? — спросила Соня, близоруко щурясь.

— Простите, что я так настойчиво…

— Я все понимаю. Давайте выйдем, погуляем немного по берегу, мне ведь тоже хочется вас кое о чем спросить.

— Ты бы сначала чайку отведала, — сказал Пыркин.

— Ты чай заваривать не умеешь, — сказала Люся. — И никогда не умел.

Никто не засмеялся, впрочем, Люся и не рассчитывала на это.

Девушки вышли наружу. Они спустились по ступенькам к парапету. Вода в реке была серая, она отражала небо.

— Мне иногда хочется уплыть отсюда, — сказала Соня.

Люся наконец-то смогла ее рассмотреть.

Соня была высока, ростом с Люсю, но склонна к полноте. Правда, ей никогда не стать полной, по крайней мере здесь. Волосы у Сони были черные, густые, зачесанные назад, с пробором посреди головы. Она носила очки. Больше Люся ни у кого не видела очков, словно люди здесь презирали необходимость хорошо видеть. Как вижу, так и вижу… А платье у Сони было какое-то детдомовское, балахоном, видно, она поддалась здешнему обычаю — носить, пока не развалится.

Соня тоже разглядывала Люсю.

— Мне вас очень жалко, — сказала Соня. Глаза у нее были карие, в черных ресницах. — Я сначала не знала, какая вам уготована роль, а потом поняла, что это трагедия.

Интеллигентная, подумала Люся. Она не презирала интеллигентов, как было принято в ее семье и среди любовников матери. Она сама хотела стать интеллигентной.

— Скажите, а вы знаете, как мне отсюда уйти? — спросила Люся. Лучше сразу спросить, время дорого.

— Мне трудно ответить на этот вопрос.

— Ну вы хоть знаете, как меня украли?

— Со мной никто не разговаривает, — отвечала Соня.

— Я отсюда уже уходила.

— Я знаю, — сказала Соня. — Вы же меня тогда видели.

— Конечно, но тогда я еще не понимала, что все зависит от вас.

— Нет, — сказала Соня, — не от меня. От Дениса.

— Кто такой Денис?

— Это мальчик. Он там за столом сидит, он больной, но очень хороший.

— А вы редко бываете на вокзале? — спросила Люся.

— Я там вообще не бываю, — ответила Соня. — Ни разу не была.

— И не видели императора?

— Я

знаю, что там кто-то живет, но не интересуюсь этим. Да мне и нельзя отсюда уезжать.

— Почему?

— Во-первых, Дениске трудно ездить на большие расстояния, но главное — университетская библиотека. Гигантская библиотека, и часть книг там сохранилась.

— Вы читаете? — спросила Люся.

Ну вот, а она думала, что здесь никто не читает.

— Здесь все такие нелюбопытные. — Соня сняла очки, подышала на них, вытерла стекла подолом платья и сказала: — Знаете, никто еще не спросил меня, почему я никогда не расстаюсь с Денисом. Никто. Они думают, что мы — какая-то единая машина.

На том берегу реки костер разгорелся ярче, и от этого света стало казаться, что наступает вечер.

— А там разбойники, — сказала Соня. — Они заменяют жизнь убийствами. У нас каждый чем-нибудь заменяет себе жизнь. У меня — книги. Я ведь аспиранткой была. По английской филологии. Я изучала Чосера. Вам это что-то говорит?

— Немного, — соврала Люся, которой хотелось быть приятной. — Я в книготорговом техникуме учусь. Мы проходили английскую литературу.

— Не может быть! Вас Людмилой зовут, да?

— Люсей.

— Господи, встретить живого человека в этом аду!

— А ты почему здесь оказалась? — спросила Люся. Она незаметно для себя перешла на «ты» — все-таки они обе такие молодые, студентки.

— Это… ну… личное дело. Я очень любила одного человека, и он меня оставил… Он меня довольно подло оставил, и я хотела покончить с собой, но испугалась. А потом стала мечтать, как бы сделать так, чтобы остаться совсем одной — проснуться, у всех Новый год, а я совсем одна.

— Это давно было?

— Вчера, — сказала Соня. Потом, видно, подумала, что Люся может счесть ответ грубым, пояснила: — Это случилось в пятьдесят шестом году, но для меня это — вчерашний день… Я иногда думаю: «Господи, ему же сейчас шестьдесят лет, даже больше, а я молодая и красивая».

Соня вдруг всхлипнула.

— Я какой-то моральный урод. Все время хочу плакать. И знаешь почему? Никогда не догадаешься — потому что мне хочется иметь детей. Хотя бы одного ребеночка. И для меня Денис — спасение. Наверное, он удовлетворяет мой материнский инстинкт. Ты понимаешь?

— А чего тут не понимать? — ответила Люся.

— Но я нашла его не в Москве, — сказала Соня, — вернее, встретила.

— Ты ходила куда-то?

— Ой, извините, Люся, я вам неправильно сказала — дело в том, что я пришла в этот мир не здесь… Я жила в Калязине, знаете такой город?

— Слыхала, — осторожно сказала Люся.

— Это город на Волге, маленький город, там колокольня затопленная стоит. Там все друг друга знают, а после того, что со мной произошло, мне в Калязине жить было нельзя. Там каждый пальцем показывал…