Операция «Сломанная трубка»
Шрифт:
— Настоящую матросскую бескозырку, Акулина Мусимовна! — подтвердила Илемби. — Я тоже примеряла. И ленточка есть! А на ободке написано: «Аврора». Знаменитый крейсер! Ну, тот самый, который дал сигнал к штурму Зимнего дворца, когда революция началась! Значит, хозяин этой бескозырки служил на «Авроре»…
— Нет, милые вы мои, из нашей родии никто не был на «Авроре»… А ту фуражку, в которой Вася вернулся с войны, я храню в комоде, на самом дне… И обернула я ее не бумагой, а белым платком, что сама соткала…
И тут Илемби, кажется, начала догадываться,
— Акулина Мусимовна! Вы сказали, что живете в этом доме пятнадцать лет. А до этого где жили?
— До этого я жила в деревне, уборщицей в школе работала. Потом Вася купил дом в поселке и позвал меня к себе.
— Значит, дом номер шестьдесят восемь был тогда не ваш?! — наконец-то сообразил Никон.
— Постойте-ка, милые, постойте! — Акулина Мусимовна суетливо заправила выбившуюся из-под платка седую прядь. — Вот голова худая стала… Помню ведь я хозяина-то дома. Только я из деревни переехала… Высокий такой старик, длинный… Сказал, что приехал в город по делу, и захотелось ему переночевать в своем доме. Вспомнила, детки, вспомнила: Мусимыч звали его, вот как! Может, потому и запомнила, что отчество-то как мое у него было…
Никон и Илемби переглянулись.
— А фамилию не помните, Акулина Мусимовна?
— Нет, не помню. Вася его так звал: Мусимыч. Еще вот что помню. Он говорил, что ставил дом своими руками и потому стоять ему много лет. Я, говорит, сам старый матрос и рад, что оставил дом матросу. Так все было, вспомнила сейчас… А и не обманул он: дом-то, прямо слово, хорош — ни сырости, ни плесени никакой.
— Он только один раз к вам заходил?
— Больше я его ни разу не видела… А про вещи на чердаке никак не поминал он. Не знаю уж, что про них и думать-то.
— А он не сказал, куда переехал жить?
— Может, и сказал. Не помню. Я ведь тогда только что из деревни приехала, все новое для меня было. И разговаривать-то не смела.
В надежде, что Акулина Мусимовна вспомнит еще что-нибудь, Никон и Илемби готовы были просидеть в палате до самого обеда, но вошла медсестра и сказала, что время для посещения больных кончилось.
8
Услышав про старого хозяина дома номер шестьдесят восемь, Ильдер выпалил:
— Все ясно! Это его сын воевал вместе с польскими партизанами!
— Погоди-ка… — осадил его Кестюк. И снова повернулся к Никону: — Значит, хозяин дома был моряком?
— Да. Акулина Мусимовна вспомнила…
— Можно предполагать, — важно, по-взрослому сказала Илемби, победоносно взглянув на Ильдера, — что бескозырка, которую Никон нашел на чердаке, принадлежала ему.
Не то Гена не то Гера начал зачем-то яростно протирать единственное стекло своего бинокля. А не то Гера не то Гена схватил Никона за рукав, нетерпеливо дернул к себе и спросил:
— Выходит, тот старик служил на «Авроре»?
— Выходит, так… — неуверенно ответил Никон.
Тут загалдели все разом и умолкли, лишь когда Кестюк поднял руку.
Он снова
— Ребята, — сказал он, — а как вы думаете, не сходить ли нам в пединститут?
— Зачем? — выпалил не то Гена не то Гера.
— Э-эх, даже этого не можешь сообразить, — Ильдер тихонько щелкнул его по лбу. — Забыл, что ли, как было написано на книге? «Студенту А. Мусимову»!
— А-а…
— Вот тебе и «а-а»! Соображать надо.
— Эй, ты, полегче! — крикнул вдруг не то Гера не то Гена, обидевшись за брата.
— Да успокойтесь вы, что ли, — осадил их Кестюк, и все опять сразу притихли. — В пединституте мы можем узнать, когда наш Мусимов закончил учебу. А повезет — узнаем, куда он был направлен на работу. Так ведь?
— Правильно!
Никону припомнилось, как они вдвоем ходили в городскую библиотеку и как мучились с польско-русским словарем. А направила их девушка-библиотекарь к Ядвиге Стефановне — все за один день решилось…
— Кестюк, — сказал он, — а может, нам сначала с нашим историком поговорить?
— О чем?
— Он же кончил пединститут. Многих там знает…
И тут Гена с Герой сообщили, что недавно видели Айдаша Ивановича во дворе школы.
— А ну давай наперегонки! — крикнул Ильдер, бегавший быстрее всех в их компании. И все побежали к школе.
Айдаш Иванович, выслушав запыхавшихся ребят, сдержанно похвалил их. Потом вдруг сказал:
— Поедемте в институт вместе. Хотя, может быть, сначала сделаем вот что…
И учитель предложил разделиться на две группы. Одна группа вместе с ним поедет в институт, а другую Кестюк поведет в городское адресное бюро — там можно попытаться узнать, куда переехал старый хозяин дома номер шестьдесят восемь.
В институте, оказывается, начались вступительные экзамены, и везде — у подъезда, в вестибюле, в коридорах — было полным-полно парней и девушек, Айдаш Иванович повел своих учеников на третий этаж. Вошли в какую-то большую комнату. За столом сидел высокий бородатый человек в очках.
— Этот наверняка профессор! — ткнув Никона в бок, шепнул Ильдер.
— Хоть здесь не шумите! — прошептала Илемби.
Бородатый, изредка посматривая на ребят, внимательно выслушал Айдаша Ивановича и поднялся из-за стола.
— Молодцы ваши следопыты, Айдаш Иванович, — сказал он густым басом, подходя к ребятам. — Молодцы! Истинно благородным делом занимаетесь. Желаю вам удачи. Чем могу — помогу.
Айдаш Иванович и ребята попрощались с ним и вышли в коридор. Спустились обратно на первый этаж. Айдаш Иванович повел свою группу еще ниже, в подвал. Открыли массивную дверь, вошли в узкий и длинный зал. По стенам от пола до потолка — полки, а на полках — толстенные картонные папки; сразу понятно: в архив попали. Седоволосый пожилой мужчина, сидевший за небольшим столиком у стены, подозвал их к себе.