Опора трона
Шрифт:
После завершения сложного маневра с ложным выдвижением в сторону Петербурга и последующим маршем на Калугу и далее к Серпухову моя армия распределилась следующим образом.
Болвановскую дорогу от Коломны до Москвы мы посчитали вариантом неперспективным и внимания ей не уделили. Слишком далеко она отстояла от Тулы, к которой подходили со стороны Орла части южной армии. Точно также мы смотрели и на Калугу, оставив в ней всего один полк. Самой дальней точкой оказался Белев, куда был отправлен полуторатысячный отряд запорожцев. В его задачу входила охрана наплавного моста и огромных складов зерна, которое было доставлено с Орловщины и скопилось в большом количестве. Как и барки, на
У каширских бродов был создан укрепрайон в форме овала, прикрывавший дорогу на Москву, с Оренбуржской дивизией Жолкевского. Так поступили, ибо понимали, что противник может попробовать форсировать Оку не только через броды, но и выше, и ниже. Но, в конечном счете, все равно будет рваться к дороге — через густые леса ему армию не протащить.
Точно такой же логикой руководствовались, когда сооружали редуты на Серпуховской дороге. Окраины Серпухова, обращенные к Оке превратили в неприступную крепость, к которой справа и слева примыкали несколько треугольников из ретрашементов на наиболее опасных направлениях. Толковая переправа не везде была возможна — или берег был слишком крутым, или, наоборот, представлял собой открытую топкую низменность с илистым подходом к воде. Но встречались места, где впадающие притоки намывали песчаные отмели-косы. Во второй половине августа уровень реки падал… В общем, было сложно угадать, где решатся на переправу.
Чтобы не дать застать себя врасплох, на длиннющем участке от Каширы до Серпухова разместили многочисленные наблюдательные посты по казацкой методе. Скрытые в деревьях вышки. Рядом с ними большие соломенные фигуры, которые следовало поджечь, обнаружив намерение врага. Я хотел бы заменить их более продвинутой оптической связью, но времени катастрофически не хватало. Параллельно берегу проложили временную дорогу для быстрой переброски артиллерии.
Также был создан мобильный отряд конных егерей, вооруженных винтовальными карабинами — всего пара сотен, ровно столько, сколько нам успел отгрузить ТОЗ. В его задачу входила постоянное наблюдение за противником и расстрел прямо на воде групп, решившихся на переправу. В дальнейшем я рассчитывал довести численность такого соединения до нескольких полков. Будут моим кинжалом, способным нанести внезапный и смертельный удар.
И, конечно, воздушные шары. Их уже набралось несколько штук, и они почти постоянно висели в воздухе. Именно с одного из них вовремя заметили приближающиеся к каширским бродам колонны.
Ожидаемо. Собственно именно здесь я и предвидел появление войск Румянцева. Мы знали о них. Они знали, что мы знаем, что мы их ждем, что мы подготовились. На другом берегу Оки постоянно происходили конные сшибки мелких конных групп и разъездов. Хватало и перебежчиков. К сожалению, с обеих сторон, хотя поток в нашу сторону был намного более полноводным. Для всего моего штаба не было секретом, что первым делом будут предприняты попытки прорваться на наш берег, чтобы вскрыть позиции артиллерии. Через рвы, засеки, волчьи ямы. Ну-ну.
Начиналась сложнейшая стратегическая игра. Кто кого переиграет — я Румянцева, или он меня? Руководить такой масштабной операции мне еще не довелось. Выпад, отражение… Обманный финт, ход конем или, пользуясь все той же фехтовальной терминологией, коварный удар из-под руки…
Я твердо знал одно: Румянцев, хоть и показывает мне два направления удара, всегда концентрирует силы на одном главном направлении. Оставалось понять, на каком. Мой выбор склонялся почему-то к Серпухову. Броды — это слишком предсказуемо.
— Савельев! — окликнул я свои глаза и уши на театре военных действий,
— Село Уньки! — тут же откликнулся Карп Силыч.
— Это где?
— Почитай, напротив Серпухова.
— Понятно!
Мы с главными моими офицерами, за исключением Подурова, стояли на наблюдательном пункте на переднем крае «каширского укрепрайона», прозванного «старой крепостью» — в старину здесь стояла такая, защищая русскую землю от татарских набегов. Остатки ее валов мы использовали при возведении редутов. На одном из них возвели замаскированный широкий дощатый помост, приподнятый над землей, позволявший скрытно наблюдать за подходами к бродам.
«Переправа, переправа! Берег левый, берег правый…», — буркнул я себе под нос.
— Что? — переспросил Савельев. И тут же добавил, влюбленно поедая меня глазами. — Съешь яблочко, Государь!
Он протянул мне наливной плод, но я только отмахнулся.
— Что видно, что передают с шара?
— Колонны движутся повзводно, сохраняя интервал между собой в десять-пятнадцать шагов.
— Сейчас деплояды зачнут. По четверо в ряд положено броды переходить.
Я уже знал, что «деплоядами» называется развертывание. Колонны сузятся, превратившись в узкую гусеницу, менее уязвимую для картечи.
— Пора!
Крылов отмахнул дальнобойной батарее, пристрелявшей заранее подходы к бродам. Пушки, давно заряженные, плюнули шрапнельными бомбами.
— Заметались! — тут же доложили мне с шара, не дожидаясь царского рыка. — Перестраиваются. Отходят назад.
— Что это значит?
— По принятой в армии системе, Государь, — тут же откликнулся Крылов, — картечной чертой для самой дальней артиллерии считается 80 саженей. Эту опасную черту принято проходить бегом. Тода следующие картечные выстрелы пролетят над головой. Мы накрыли колонны на марше. Дистанция явно больше. И картечь свалилась на голову. Такую не пробежишь! У Румянцева офицеры опытные. Столкнувшись с непонятной конфузией, предпочтут ретираду, чтобы разобраться.
— Будут подбирать ключик?
— Именно так. Продолжить обстрел?
— Пускай отходят. Всем отбой.
Спустился с помоста. Оседлал Победителя и в сопровождении своего эскорта отправился в Турово, в свою ставку.
«Хорошее название у села. Небось, в старину в здешних лесах туры водились. Да вот беда: княжеская или царская охота всех повывела».
За пустыми мыслями скрывал свою тревогу. Игра началась, и ставки в ней задраны до предела.
Я еще не знал, что наутро ко мне в ставку прибудут гонцы и привезут благую весть: под Вышним Волочком мы победили, а, значит, в моей партии с Румянцевым противник лишился одной из фигур. Насколько критична эта потеря, покажет будущее, но для меня несомненно одно — настало время для Шешковскому сделать еще один шаг и убрать с доски королеву. Что, впрочем, не помешает Румянцеву нанести ответный удар.
Последующие дни прошли напряженно. Противник осторожно щупал подходы к бродам и, получив по кумполу шрапнелью, тут же откатывался назад. Пробовал затеять артиллерийские дуэли, но быстро отказался от сего намерения — опытный и осторожный Румянцев быстро сообразил решающее превосходство моих орудий как в дальнобойности, так и в огневом снаряде. В прибрежных заокских лесах застучали топоры. Убрав любые плавающие средства от Калуги до Коломны, вплоть до рассохшихся плоскодонок, я вынудил румянцевцев сооружать плоты. Пионерских частей у южан хватало, вот они и старались. Начались первые попытки форсирования Оки — большей частью неудачные. Одни пресекла артиллерия, другие попали в засаду. Один большой плот, внезапно, как казалось неприятелю, вынырнувший из камышовых зарослей, спешившийся конные егеря показательно расстреляли. Плот, а не людей. Солдаты попрыгали в воду и поспешили скрыться.