Опороченная
Шрифт:
— Только обещай, что не будешь кричать.
— Проклятье, Басс, ты действительно заставляешь меня гадать.
— Это… личное, — усмехается он.
Быстро шагая, подхожу к двери и вожусь с ключами, после чего открываю их и приглашаю его внутрь.
Басс ставит коробку на кухонный стол и резко поворачивается ко мне.
— О нет, что-то протекает, — указываю на мокрый уголок упаковки, белый цвет коробки становится грязно-красным. Мои глаза расширяются, когда я поворачиваюсь к нему. — Басс…
— Я не знаю, о чем ты думаешь, или о ком…, — прервавшись, он поворачивается и открывает коробку.
Я делаю нерешительный шаг вперед, и ахаю, когда вижу, что внутри.
— Ты не делал этого, — первое, что вырывается у меня изо рта. — Ты… Как? Когда? Басс… Я не знаю, что сказать.
И я не знаю.
Потому что в коробке лежит голова Кларка, с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом. Из места, где она была отрезана, течет кровь, и скоро она испачкает мой кухонный стол.
Повернувшись к Бассу, я запрыгиваю на него, обхватываю руками его шею и громко целую в щеку.
— Спасибо! Это очень многое значит, — говорю я ему, и слезы блестят в моих глазах.
— Я знаю, что ты пыталась убить его, но у тебя ничего не получилось. Больше тебе не придется беспокоиться о нем, солнышко. Теперь уже навсегда.
— Боже, — хнычу я, зарываясь лицом в его шею. — Не могу поверить, что ты сделал это ради меня… Басс… Спасибо тебе, — продолжаю я, пока мои слова не превращаются в рыдания, свобода, не похожая ни на какую другую, овладевает моим телом от осознания того, что он больше не сможет причинить мне боль.
Я свободна.
Я наконец-то свободна.
— Но, пожалуйста, избавься от него сейчас же, — шепчу я. — Я ценю этот подарок. Я увидела его и теперь уверена, что он мертв, но, пожалуйста, избавься от него, пока он не испачкал мой стол или, что еще хуже, пока он не начал вонять.
— Твое желание для меня закон, слушаю и повинуюсь, — говорит он и поцеловав меня в лоб, разворачивается, забирая голову с собой.
— Сейчас вернусь, — говорит он, прежде чем уйти.
А я тем временем начинаю понемногу убираться в своей комнате, внезапно почувствовав себя неловко из-за плачевного состояния моего жилья.
— Надо хотя бы постель заправить, — бормочу я себе под нос, размышляя, что требует больше усилий. — Но, может быть, мы снова растрепаем ее… — краснею от неожиданной мысли и вместо того, чтобы сосредоточиться на комнате, решаю уделить больше внимания себе. Принимаю душ и убеждаюсь, что моя кожа увлажнена, прежде чем надеть более красивое нижнее белье, которое у меня есть. Оно не самое красивое, но поскольку у меня все равно не так уж много одежды, то и это сойдет.
Вынимаю линзы, наношу немного косметики
И когда раздается стук в дверь, делаю глубокий вдох и открываю дверь.
— Черт, — присвистывает он, увидев меня.
— Куда ты дел голову? — спрашиваю я, опасаясь, что его могут поймать. С его послужным списком это было бы не очень хорошо.
— Она исчезла, — подмигивает он. — Никто не найдет.
— Спасибо. Серьезно. Ты даже не представляешь, как мне сейчас спокойно.
— Ох, солнышко. — Он обнимает меня, прижимая к себе, и я впервые позволяю себе вздохнуть с облегчением.
Подхватив меня на руки, он кладет меня на середину кровати, а затем присоединяется ко мне, обнимая за плечи и притягивая к своей груди.
— Мы можем…, — заминается он, прочищая горло. — Мы можем попробовать еще раз? На этот раз в качестве самих себя — своих истинных «я». Я хочу тебя, солнышко, и я хочу сделать тебя счастливой. Я хочу быть тем, кто тебе нужен, когда я тебе нужен.
Подняв подбородок, я вижу искренность в его глазах. Поднеся руку к его щеке, я обвожу жесткие черты его лица, суровые шрамы.
Его глаза прикованы ко мне, пристально следят за каждым моим движением.
Набравшись смелости, я приподнимаюсь над его телом, упираясь руками в его большие плечи.
— Что ты делаешь, солнышко? — спрашивает он хриплым голосом.
Его руки дергаются по бокам, но он не прикасается ко мне. Он позволяет мне двигаться в своем собственном темпе, что делает меня еще более смелой.
Прижимаясь к нему всем телом, я чувствую под собой его очевидную твердость, и впервые в жизни не испытываю ни страха, ни ужаса — только предвкушение.
Обхватываю его щеки обеими руками и наклоняюсь вперед, чтобы прикоснуться губами к его губам.
Закрыв глаза, я просто вдыхаю его сущность. Наши губы едва касаются друг друга, но я чувствую этот поцелуй в самой своей душе.
Отстранившись, я понимаю, что по моим щекам текут слезы, но это не грустные слезы. Это слезы облегчения.
— О, солнышко, — наконец поднимает он руки, смахивая слезы с моих щек, его лицо полно беспокойства. — Нам не нужно ничего делать, — уверяет он меня, и я натянуто улыбаюсь.
— Я просто… — сглатываю, — Не могу поверить, что все закончилось. Так трудно думать о том, что все плохое осталось в прошлом. Мне все время кажется, что случится что-то еще, и…
— Я знаю, — он притягивает меня к себе, упираясь подбородком мне в макушку. — Я знаю. И я обещаю, что больше никому не позволю причинить тебе вред. Это клятва, которую я даю тебе, Джианна.
Я отстраняюсь, изучаю его черты и киваю в ответ.
— Если ты снова причинишь мне боль, — качаю я головой. — Не думаю, что смогу это перенести, Басс.