Опороченная
Шрифт:
Самым сложным будет перевезти Микеле через границу, поскольку он еще несовершеннолетний. Я предложил выдать его за своего сына, и в новых документах, которые я получил, мы с Джианной указаны как супружеская пара, а Микеле — как мой ребенок.
Тем не менее, мы не узнаем, насколько сложно будет безопасно покинуть страну, пока не окажемся на границе. План состоит в том, чтобы сразу же отправиться в аэропорт, пока никто не успел поднять тревогу и не устроил за нами погоню.
Удовлетворенный тем, что хотя бы половина плана выполнена,
— Ты рано вернулся, — замечает она, когда я нахожу ее в гостиной, где она общается с братом.
Джианна изящно сидит на диване, в руках у нее чашка с чаем, и она медленно подносит ее к губам, чтобы сделать глоток.
Образец приличия.
Сказать, что я впечатлен ее покер-фейсом, значит, ничего не сказать. За эти годы она действительно научилась маскироваться, и это вселяет в меня надежду, что она прекрасно приспособится к жизни независимо от того, в какой стране мы окажемся.
Кроме того, она, вероятно, будет очаровывать всех, с кем вступит в контакт — не то чтобы мне это нравилось, и это может заставить меня совершить одно или два убийства. Впрочем, я обещал ей, что буду полегче с убийствами, чтобы не привлекать к нам нежелательного внимания.
Но как мы можем оставаться незамеченными, когда стоит Джианне только ступить в толпу, и она тут же расступается, как Красное море, и все взоры устремляются на нее — и женщин, и мужчин.
Ее красота — это что-то из ряда вон выходящее, и я бы соврал, если бы это не заставляло меня порой чувствовать себя неловко. Особенно когда я вижу, что люди смотрят на меня с отвращением, а на нее — с восхищением.
Какая забавная у нас пара…
Но пока она смотрит на меня с восхищением, мне все равно. Мне будет все равно.
Микеле сидит рядом с ней, в его руках блокнот, он что-то рисует.
— Басс, — кивает он мне, когда я вхожу в комнату, и слегка улыбается.
Я не соврал Джианне, когда сказал, что мне нравится этот парень. Он тихий и обычно не лезет не в свое дело. Вероятно, потому, что знает, что в чужих делах ему не рады.
Как обычно, Козимы и ее сына рядом нет, а Бенедикто, пытаясь поправить свое финансовое положение, влезает в бог знает сколько еще долгов.
Это еще одна особенность, которую я заметил в отношениях Микеле и Рафаэло. Их отношения в лучшем случае натянуты, но не по их вине. Скорее, это махинации Козимы вносят разлад в отношения братьев. И если то, о чем она говорит, правда — что Бенедикто решил назвать Рафаэло своим наследником, — то это приведет лишь к еще большему конфликту.
Но этого не произойдет.
Не тогда, когда мы уедем отсюда меньше чем через несколько недель.
Джианна поговорила с Микеле, и он понял, как важно уехать как можно дальше ради
— Что ты рисуешь? — спрашиваю я, присаживаясь рядом с ними на диван.
— Мою сестру, — улыбается он, слегка поворачивая рисунок ко мне.
Мои глаза расширяются, когда я вижу насколько реалистичный рисунок, а также его несомненный талант.
— Ух ты! — присвистываю я, встретившись с Джианной взглядом. — А ты знала, что твой брат умеет так рисовать?
— Дай-ка посмотреть, — она придвигается ближе, и наклоняется вперед, чтобы рассмотреть рисунок.
Выражение ее лица повторяет мое: на нем написан шок.
— Микеле, — выдыхает она с благоговением, — Это… Ты никогда раньше не говорил мне, что умеешь так рисовать. Это потрясающе, — тихо хвалит она.
Микеле только пожимает плечами.
— Я занимаюсь этим только дома. И это просто хобби, ничего больше, — быстро исправляется.
— Нет, нет, — качает головой Джианна. — Ты должен этим заниматься. Правда, Басс? Это не просто обычный рисунок. Боже, у меня нет слов, — она продолжает рассматривать рисунок.
По правде говоря, он изысканный. Несмотря на то, что рисунок выполнен карандашом, детали настолько яркие, что кажется, будто видишь Джианну во плоти. Но самое главное — он так передал ее красоту, что невозможно не залюбоваться ею: тепло, отражающееся в ее чертах, глаза, полные любви, улыбка, полная оптимизма.
Какой Микеле видит свою сестру.
И она тоже замечает это, потому что вытирает слезы с уголков глаз, прежде чем обнять Микеле.
— Я горжусь тобой. Мы обязательно найдем способ, чтобы ты продолжал учиться.
— Нет, — хмуриться он, внезапно посмотрев на нее в замешательстве. — Я не хочу. Как я уже сказал, это всего лишь хобб, — он высвобождается из ее объятий, оставив между ними некоторое расстояние.
— Но это было бы пустой тратой твоего таланта.
Микеле пожимает плечами.
— Почему? — спрашиваю я, заинтригованный его внезапной реакцией.
Его брови взлетают вверх, а затем он хмурится.
— Это не мужское занятие, — убежденно говорит он.
— И кто тебе это сказал?
— Все. Они сказали, что это для трусов и слабаков.
Встретив серьезное выражение лица Джианны, она кивает мне, встает и выходит из комнаты.
А я следующие несколько часов пытаюсь объяснить Микеле, что рисование и искусство не имеют ничего общего ни с трусами, ни со слабаками, ни с чем.
Мне приятно, когда он, кажется, понимает, что я говорю, но я не могу не чувствовать, что отсутствие отца повлияло на него больше, чем он показывает.
— Спасибо, — произносит Джианна некоторое время спустя, когда я наблюдаю за тем, как она наносит вечерний макияж. — Знаешь, Микеле равняется на тебя, — вздыхает она. — Он не все мне рассказывает, но я думаю, что в школе над ним издеваются. Иначе откуда бы у него взялись такие идеи?