Опознание невозможно

Пирсон Ридли

Дафна сидела за столом под безжалостным светом флюоресцентных ламп. Волосы у нее были собраны в узел на затылке. Выглядела она усталой. Дафна подвела его к карте города, в которую воткнула несколько кнопок.

— Дороти Энрайт, Мелисса Хейфиц, Вероника Делатарио — красная, желтая и зеленая кнопки. Все в одном районе города. Почему?

Болдт внимательно рассматривал карту и расположение кнопок. Самое очевидное часто не бросалось в глаза, хотя и пропустить это они, конечно, не могли.

— Это район, который обслуживает его дивизион. Он должен очень хорошо его знать.

Она поджала губы, и когда заговорила, голос ее был таким же резким, как и освещение.

— Послушай, это правда, что психопаты часто ограничивают свои передвижения районом

в одну-две мили от места своего проживания, но Стивен Гарман настолько далек от психопатического мышления, что даже малейшие сравнения неправомерны. Откровенно говоря, у меня не было времени поработать с ним, но я прослушала это так называемое признание столько раз, сколько не слушал ни один из вас, и должна сказать, что здесь чувствуется острый ум. Если ты внимательно послушаешь запись, то поймешь, что все это ерунда. Он не признается ни в чем. Неужели интеллигентный, имеющий хорошую репутацию и всеми любимый мужчина, такой, как Стивен Гарман, начнет убивать женщин на собственном заднем дворе? Я так не думаю, Лу. Может быть, на другом конце города, может быть, в Портленде, в Спокейне или где-нибудь в другом месте, далеко, очень далеко от своего дома, но не по соседству же?

— Если по соседству, то он может выбрать их, — предположил Болдт.

Дафна запротестовала:

— Получается, тебе известно, по какому принципу Грамотей выбирает свои жертвы, так?

— Тебе прекрасно известно, что я этого не знаю.

— Ну, я тоже этого не знаю и готова поспорить на что угодно, что не знает и Стивен Гарман. — Воцарилось долгое молчание. Она не сводила с него пристального взгляда. — Он слишком крупный мужчина, чтобы оказаться твоим мальчуганом на лестнице, так ведь? — задала она риторический вопрос. — То же самое, что и в случае с Холлом. Мы ведь должны прислушиваться к уликам, правильно? Правильно, Лу?

— Шосвиц сократит бригаду. Мне повезет, если останутся хотя бы четверо: Ламойя, Баган, Фидлер и…

— Когда мы поймем, что снова арестовали не того человека?

— Понять и говорить об этом вслух — две разные вещи, — ответил он. — Шосвиц не захочет и слышать об этом. Точка. Начальство вещает на всех волнах, что мы поймали нашего парня. Если мы выступим с опровержением, то полетят головы.

— Это я понимаю, — сказала она. — Но мы не можем с этим мириться. Даже если мы сделаем все втихую, то все равно продвинемся вперед. Будет еще один пожар, Лу, — заявила она, озвучивая свои тайные страхи.

— Ты давно была в отпуске? — поинтересовался он, меняя тему в надежде отогнать от себя видение еще одного пожара.

— Давно.

— Куда бы ты поехала, если бы сейчас тебе дали отдохнуть? Какие места нравятся Оуэну?

— Оуэн не любит отпуск.

— А я много думаю о Мексике. Тепло. Солнце. Дешево.

— А мне кажется, я могла бы одолжить у тебя летний домик, — мечтательно протянула она. — Взять с собой несколько книжек, пару ящиков свежих овощей, какого-нибудь по-настоящему хорошего вина, компакт-диски. У тебя там есть ванна?

— Естественно.

— Свечи. Масло для ванн. Хочется побаловать себя, понимаешь? Предаться вредным привычкам.

— Лосьон для загара, — предложил он. — Плейер со всеми концертами Оскара Петерсона. Босиком по пляжу. Спокойный и долгий сон.

— С детьми?

— Разумеется. Еще бы! Я бы проводил время, просто наблюдая за ними, вот так сидел бы и смотрел, понимаешь?

— Шосвиц предлагает уйти в отпуск? — спросила она.

Болдт кивнул.

— Складывается ощущение, что он готов выпихнуть меня силком. Он упомянул еще тебя и Джона.

— Он обо всем подумал. Шосвиц не производит такого впечатления, но в действительности он всегда держит нос по ветру.

— Похоже, что так.

— В общем, давай считать, что Грамотей все еще на свободе, — сказала она. — Арестовав Холла, ты отрезал его от поставщика. Забудь на минутку о Гармане. Сейчас Грамотей похож на наркомана, он испытывает зависимость от власти, которую дают ему эти поджоги. Раньше, более чем вероятно, у него было оправдание

своим поступкам. Он давал им рационалистическое объяснение. Но где-то в череде событий произошел перелом, и отныне поступок оправдывает сам себя, потому что доставляет ему удовольствие. Он стал ощущать себя всемогущим. Цитаты из Библии означают, что он верит в Божественное правосудие, считает себя носителем этого знамени. Но ты сунул ему палку в колеса. Ты высушил его источник. Ты вселил в него страх. В ответ он вломился на базу «Шеф Джозеф» и украл гиперголовое топливо. Это говорит о том, что он планирует все свои действия. Он следил за Николасом Холлом: ему было известно, какой склад выбрать. Мы не знаем, давно ли, но ему было известно и место хранения этих катализаторов. Он довольствовался тем, что платил за них, потому что при этом риску подвергался Холл, а не он сам, и пока Холл делал свое дело, поставки могли продолжаться бесконечно. А ты все это изменил. Успех в такого рода мероприятиях, — продолжала она, — порождает самодовольство и самоуспокоенность. Он поверил, что так будет длиться без конца. Он уверился в том, что ты не сможешь ни идентифицировать, ни выследить его. Но теперь у нас есть и Гарман — а Гарман пытается прикрыть его. Почему? Вполне вероятно, что Грамотей украл достаточное количество катализатора, может быть, даже огромное количество. Зачем? Устроить грандиозный финал? Продолжит ли он убивать женщин, удовлетворившись тем, что сумел украсть топливо? Или затаится, чтобы вновь взяться за свое спустя год или два?

— Вот ты и скажи мне, — предложил Болдт.

— Он одурачил меня с самого начала, Лу. Я не верю своим собственным суждениям. Я снова и снова ошибалась в нем. Все дело в том, что никто из нас не верит, что поджигателем является Гарман. Но нам никогда и никого не удастся убедить в этом, пока мы не узнаем, что вынудило его сделать признание.

— Он защищает кого-то, — сказал Болдт, повторяя предположение, высказанное ею ранее.

— Если только он не защищает самого себя, — заметила она, чем привела его в замешательство. — Если только в нем не уживаются два человека: пожарный инспектор и поджигатель. И если только пожарный инспектор не превратился в конце концов в поджигателя. — Она вытащила фотографию. — Вот тебе камень преткновения: его бывшая жена. — Она убрала руку, и Болдт увидел счастливое лицо женщины, которая улыбалась ему с фотографии.

— Горошины в стручке, — сказала она, доставая одну из последних семейных фотографий Дороти Энрайт. Сходство Энрайт и бывшей жены Гармана было поразительным. Болдт переводил взгляд с одного фотоснимка на другой. — Невероятно.

— Проблема с пожарами состоит в том, что в огне сгорают жертвы, а также альбомы с их фотографиями, снимки в рамочках над кроватями. А нам остаются фотографии пятнадцатилетней давности. А мы, женщины, со временем меняемся. Мы идем в ногу с модой. Мы с тобой стали жертвами этих пожаров — ты и я, Лу, — потому что работали со снимками, из которых не поймешь, как эти женщины выглядят сейчас. Вот фотография Мелиссы Хейфиц, которая есть у нас, — сказала Дафна, доставая очередной снимок. — Выкрашенные хной рыжие волосы до плеч. Но если начать выяснять, как она выглядит сейчас, то окажется, что хна давно вышла из моды; в конце восьмидесятых она начала седеть, поэтому покрасилась в темный цвет, как эти двое. Постригла волосы короче и оставила их прямыми. — Она фломастером изменила форму волос Хейфиц, и на глазах возникло то же сходство.

— Проклятье! — воскликнул Болдт. Еще один кусочек его головоломки.

— Вот что заводит его, Лу: этот самый вид, эта самая внешность.

— Получается, что, в конце концов, это может быть Гарман? — задал неудобный вопрос Болдт. Ему не хотелось в это верить. — Он защищает себя от самого себя? И ты в самом деле в это веришь?

— Ни за что, — сказала психолог, которая и подсунула ему эту версию. — Хотя найти аргументы в ее поддержку достаточно легко.

— Ты смеешься надо мной, — проговорил он.