Опричник
Шрифт:
Меня словно лопатой под дых ударили. Это же тот самый Малюта Скуратов, собственной персоной! Он-то что здесь забыл? Выверты изменённого бытия иногда повергали меня в настоящий шок.
— Ну и мудрёный же у тебя устав, Никита Степанович! — усмехнулся Скуратов.
Смотрел он на меня, прищурив глаза, подобно Иоанну Васильевичу, во взгляде таилась какая-то хитринка, будто бы он знал и понимал больше, чем показывал то на поверхности.
— Вы что, по пехотному уставу учитесь? — нахмурился я.
—
— Пойдём-ка внутрь, что ли, — хмыкнул я. — Без лишних ушей поговорим.
— Тут все люди верные, — возразил Скуратов, но всё же последовал за мной в сотницкую избу, которую держали готовой к моему приезду.
Я снял шапку, пригладил рукой отросшие за время поездки волосы. Надо бы побрить, чтобы было как у всех, здесь их было принято сбривать, а отращивали только в случае траура. Как замена волосам использовалась шапочка-тафья.
— Государь вас тут собрал? — спросил я напрямую, без всяких хождений вокруг да около.
— Он, — кивнул Скуратов.
Без дела, однако, Иоанн не сидел. И пока я шастал по марийским лесам, он тут сколачивал опричное войско, чтобы выучить его по новым стандартам. А если он всё же поставит меня руководить этим войском, то это не опала и не ссылка. Это ещё одно повышение. И ведь не сказал ничего! Чувство юмора у царя было крайне своеобразным, и испытывать его на собственной шкуре оказалось не очень приятно.
— Опричный сыск? — спросил я.
— Наверное, — пожал плечами Скуратов. — Царю опрично служим, что повелит, то и делать будем. Хочет сыщиками видеть — будем сыщиками. Захочет в бой послать — в бой пойдём.
— Понятно, — сказал я. — Устав пехотный можешь выбросить.
Скуратов удивлённо вскинул брови.
— Государь по нему велел учиться, — сказал он.
— Сапогами глину месить и пищальки на плече таскать? Оно вам надо? — фыркнул я и достал из-за пояса один из пистолей. — Вот чем драться будем. И не пешком, а верхом.
Опричник взял из моих рук пистолет, покрутил в руках, потрогал замок.
— Занятная игрушка, — сказал он. — Дорогая, наверное?
— Эта — дорогая. Но можно и дешевле сделать, подобно пищалям, — сказал я. — Заказ у Андрея Иваныча разместить, он лучше всех сделает.
Я забрал пистолет, сунул обратно за пояс.
— Коли будем сыском заниматься, ими в городе да в домах работать сподручнее, — сказал я. — Пищаль пока развернёшь, нацелишь, тебя уже хоть вилами затыкают, а с этим ловчее, хоть как его верти. И с лошади стрелять можно без проблем.
— Пожалуй… — протянул Скуратов.
— У всех же лошади есть? — спросил я.
— А как же! У каждого, — кивнул он.
— Значит, будем не мушкетёрами, а драгунами, — ухмыльнулся я.
— Кем? — не понял опричник.
—
Но пока пистолей нет, говорить об этом рано, и мне предстояло снова ехать к мастеру Рыбину. Снова пить с ним, обкашливая условия ещё одного большого заказа. Я почувствовал, как у меня сжалась печень, прося пощады. Если бы знал — съездил бы к нему во время Великого поста.
— Устав новый писать придётся, — пробормотал я. — Лошадей бы ещё добрых, каждому, но вот это в копеечку влетит…
— Лошади как лошади вроде, — пожал плечами Скуратов.
Скорее всего, ездили они на степных неприхотливых лошадках, годных только на колбасу. В принципе, как и я. Но если посадить всех на породистых коней, будет гораздо лучше. И с точки зрения боевых возможностей, и с точки зрения престижа. Всё-таки опричная служба, фактически царская гвардия. Преторианцы.
Сейчас, конечно, эту функцию выполняла опричная тысяча, а не мы, это несколько другое, но рано или поздно эти две структуры непременно сольются в одну.
— Давно тут? — спросил я.
— Да седмицу всего, — ответил Скуратов. — Только начали, почитай. И то ещё народ прибывает.
Не просто так государь ставил срок к Пасхе, получается.
— Проверяете как? — спросил я.
— Кого? — не понял Скуратов.
— Новеньких, — пояснил я.
— Да тут все всех знают! — усмехнулся он. — Двое поручиться должны. Кого попало не берём.
Хотя бы так. Я, правда, в эту систему не вписывался, но за меня, выходит, поручился лично царь.
— Это хорошо, — сказал я. — А что насчёт знатных? Много ли?
— Государь запретил на родовитость промеж нас смотреть, все равны, — сказал Скуратов. — Хотя бывает, по старой памяти, спорим.
Он немного потемнел лицом, видимо, вопрос родовитости был для него весьма болезненной темой. Сам он происходил из мелкой шляхты, как и я, и в местнической системе претендовать на высокие посты никак не мог, зато здесь, в опричнине, мы могли развернуться на полную.
— Ну, на царской службе заслуги прадедов никак не помогут, всё надо своими силами, — сказал я. — А кто желает по-старому, пусть в другом месте счастья ищет.
— Вот это верно! — широко улыбнулся опричник.
На меня он не производил впечатления какого-то кровожадного чудовища, каким его рисовали в пропаганде и исторических фильмах. Усердный служака, порой, возможно, чересчур усердный, но всё же он не был похож на маньяка и хладнокровного убийцу, упивающегося чужими страданиями. Или же он пока не успел таким стать.
— Так, а человек сколько всего у тебя под рукой? — спросил я.
— Пока четыре десятка, — сказал он. — Но каждый день новые приходят. Сегодня, вот, вы приехали.