Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

Монах Лазарь

В самый праздник Святителя Николая К. Р. посетил «хибарку» старца Амвросия. «Я шел к старцу с волнением, – пишет К. Р. – И вот, переступив через порог небольшого домика с крытым балкончиком, я очутился в маленькой светлой комнате. Старец Амвросий привстал мне навстречу и благословил меня. Нас оставили вдвоем. Он среднего роста, худой, совершенно седой, с добрым лицом и умными пытливыми глазами. Он болен ногами; они у него в серых шерстяных носках; он то вложит ноги в башмаки, то снова их высунет. Ему трудно ходить. Его приветливый вид, опрятность и вся простая обстановка комнатки, книги на полках, цветы на окне, карточки, портреты и картины по стенам производят самое приятное впечатление. Старец скоро заговорил со мною о том, что жена у меня не православная и что мне надо стараться присоединить ее… Затем он говорил мне, что я бы должен сделать что могу, чтобы нижних чинов у нас не кормили скоромною пищею в постные дни… Многое я бы еще сказал, поверил ему, но у

меня слов не хватало, я терялся в мыслях». На другой день К. Р. приходил в Скит проститься со старцем Амвросием.

Впоследствии К. Р. не раз вспоминал о беседе со старцем Амвросием, а также и со скитоначальником о. Анатолием (Зерцаловым). Он был на молебне в скитском храме св. Иоанна Предтечи и особенно запомнил там икону «Усекновения Главы Честнаго славнаго Пророка» (как называет ее К. Р. в своем письме). Вернувшись в Петербург, он послал в Оптинский Скит хорошей работы дорогую лампаду. «Я бы желал, – писал К. Р. архимандриту Исаакию, – чтобы эта лампада неугасимо теплилась перед святою Иконой, постоянно поддерживая духовное единение, установившееся между вашей обителью и мною со дня нашего первого знакомства» (10.11.1887).

Очень рад был К. Р. получить от старца Амвросия благословение для его сына князя Иоанна – икону Усекновения Главы св. Иоанна Предтечи, копию скитской, и при этом письмо. Старец писал: «Ваше Императорское Высочество, Благовернейший Государь, Великий Князь Константин Константинович! Радоваться Вам о Господе и здравствовати со всем Августейшим Семейством от всей души желаю.

По немощи моей и болезненности после других я, меньший, приношу Вашему Императорскому Высочеству искреннейшее и признательнейшее благодарение за милостивую память и милостивое внимание к худости моей и за присланную в Скит наш лампаду к иконе Усекновения Главы Великого Пророка и Предтечи и Крестителя Господа Иоанна, главного по Боге и Богородице ходатая о спасении нашем. Сам Господь свидетельствует о нем в Евангелии: "Болий в рожденных женами Пророка Иоанна Крестителя никтоже есть". И потому более всех святых он имеет дерзновение к Рожденному от Девы Господу нашему Иисусу Христу ходатайствовать о спасении нашем. Сильные молитвы Предтечи и Крестителя Господня да сохраняют Августейшего сына Вашего Иоанна, как носящего имя, и Ваше Императорское Высочество и все Августейшее Ваше Семейство да ограждают от всех скорбных обстояний. В знамение видимого заступления сего Великого Заступника посылаю Вашему Императорскому Высочеству Его икону Усекновения Главы. Неугасимая же теплющаяся лампада пред иконою Великого Предтечи и Крестителя Господня да служит нам, скитским и оптинским обитателям, всегдашним напоминанием незабвенного Вашего пребывания в обители нашей и милостивого внимания к худости нашей.

Призывая на особу Вашего Высочества и на все Августейшее Семейство Ваше мир и благословение Божие, пребываю с глубокопочитанием и верноподданническим чувством Вашего Императорского Высочества недостойный богомолец, многогрешный иеросхимонах Амвросий, 2-го ноября 1887 года. Предтечев Скит» (ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 271. Лл. 2–3).

Конечно, К. Р. не мог забыть и того, как оптинцы провожали его – до первой почтовой станции (К. Р. ехал на Белев). «Архимандрит о. Исаакий, – писал он в дневнике, – хотел проводить меня до первой почтовой станции. Мы ехали с ним вдвоем. В селах и деревнях навстречу выходили крестьяне с хлебом-солью, с иконами: везде радость, восторженные крики «ура», благословения, приветствия; любопытные, ликующие и ласковые лица.

Перед каждой избой вместо флагов развевались пестрые бабьи платки. Часа через полтора доехали до почтовой станции. Нежно простились с архимандритом Исаакием и отцом Анатолием».

Перед Пасхой 1888 года К. Р. получил еще письмо от старца Амвросия. После обычного обращения старец пишет: «Наступающий Светлый Праздник Воскресения Христа Спасителя как бы невольно побуждает меня поздравить Ваше Высочество с сим знаменательным и всерадостным христианским торжеством и пожелать Вам и Всему Августейшему Вашему Семейству встретить и провести радостные дни сии в мире, здравии и утешении духовном. Пользуясь настоящим случаем, позволяю себе представить при сем на благоусмотрение Вашего Высочества общее праздничное поздравление мое, посланное многим православным для душевной пользы, а Вашему Высочеству с особенною целью, чтобы содержанием того письма напомнить Вашему Высочеству о личной нашей беседе относительно того, какой великий вред душевный приносится чрез то, что простых солдатиков без всякой надобности на службе кормят мясною пищею в постные дни. Солдатики эти (которых теперь по новому положению в каждом семействе два, а иногда три), приходя домой, продолжают нарушать пост уже по привычке, подавая сим дурной пример другим, а чрез это мало-помалу развращается все русское простое народонаселение; потому что свойство простого русского человека таково, что если он решается волею или неволею нарушать пост, тогда он склонен бывает и на всякое другое зло. А за то и за другое неминуемо должно последовать наказание Божие.

Многие имеют обычай говорить, что нарушение заповеди о пище грех маловажный, забывая, что за одно вкушение запрещенного плода прародители наши были изгнаны из рая. Все это пишу Вашему Императорскому Высочеству для того, чтобы Вы в удобное время передали и объяснили кому следует, что нет никакой надобности кормить солдатиков в постные дни мясною пищею, потому что капусту и картофель и постное масло везде можно иметь для солдатиков, и эта растительная пища для них обычна и безгрешна. А кроме сего соблюдение постов во время мира подготовит войско к резким переменам пищи и во время войны, когда часто встречается неожиданный недостаток в ней…» (Там же. Лл. 4–5).

Старец Амвросий благословил иконой св. Иоанна Предтечи младенца Иоанна, и это был весьма многозначительный дар: Великие князья Императорской Крови Иоанн с братьями Константином и Игорем в 1918 году примут мученическую смерть за Христа вместе с Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной и другими мучениками, будучи тяжко избиты и заживо брошены в шурф полузатопленной старой шахты. Они все (и с ними еще братья Олег и Гавриил) были офицерами, воевали с немцами в 1914 году (тогда погиб Великий Князь Олег Константинович). В 1916 году Константин Константинович (будущий мученик) посетил Оптину.

В лице старца Амвросия Оптина Пустынь благословила мучеников. Задолго до того, как это совершилось.

МИЛЫЕ ПРЫСКИ

1. Отец святых мучеников

Великий Князь Константин Константинович Романов был двоюродным братом Императора Александра III и дядей Царя-мученика, святого страстотерпца Николая II Александровича. Как и все Великие Князья (то есть члены большой Царской Семьи), он был на службе – сначала учился морскому делу, был минным офицером, заслужившим за подвиг во время войны с Турцией на Дунае орден Святого Георгия, потом, перейдя на сушу, командовал ротой в гвардейском Измайловском полку, вскоре назначен был командиром гвардейского же Преображенского полка и одновременно с этим избран президентом Императорской Академии наук. Должность командира полка он сменил на гораздо более хлопотливую – Главного инспектора военно-учебных заведений Российской Империи. Объезжая кадетские корпуса, он исколесил всю Россию. Должности эти он исполнял с крайней добросовестностью, не считаясь ни с усталостью, ни с недосыпанием. Великие Князья не ели даром хлеба. Они всегда помнили завет великого русского патриота – Императора Николая L «Мы должны оправдать в глазах народа свое происхождение».

Он писал стихи и прославился как замечательный русский поэт-лирик, причем все его сочинения были строго православного духа, отчего в советское время и замалчивались, как и имя их автора. Он подписывал стихи буквами «К. Р.» – то есть: Константин Романов. Талант его был уровня великих русских поэтов – Фета Майкова, Полонского, его литературных наставников, с которыми он общался. Он был знаком и с композиторами, писавшими на его стихи романсы, – например, на стихотворение «Колокола» («Несется благовест… Как грустно и уныло / На стороне чужой звучат колокола». Вот его последняя строфа: «Я вижу север мой с его равниной снежной, / И словно слышится мне нашего села / Знакомый благовест: и ласково, и нежно / С далекой родины гудят колокола»).

Последнее сочинение К Р. – драма в стихах «Царь Иудейский», поставленная на Эрмитажной сцене Зимнего дворца с музыкой А. К. Глазунова, – драма о страстях Христовых, причем, конечно, Сам Господь на сцене не появляется, о Нем только говорят. Эта замечательная драма возобновлена на сцене и в наши дни. Многие годы в московском Малом театре шла трагедия Шекспира «Гамлет» в переводе К. Р., но без указания имени переводчика.

В мае 1887 года К. Р. (будем далее для краткости так называть Великого Князя Константина Константиновича) посетил Оптину Пустынь. Может быть, какое-то предчувствие было и у К. Р. о грядущих на Россию бедах, так как он незадолго до своей женитьбы просился у Государя Императора Александра III в монастырь, но не получил согласия. Царь сказал ему: «Костя, если все мы уйдем в монастырь, кто же будет служить России?» Тогда в дневнике К. Р. появилась запись: «Я желал бы принять мученическую смерть»… Вероятно, и принял бы, как большинство Великих Князей, как его родной брат (Дмитрий Константинович, расстрелянный в Петрограде в 1919 году в Петропавловской крепости), – но К Р. умер за два года до кровавого Октября 1917 года. Господь судил его сыновьям исполнить его желание…

Жил К Р. в Петербурге в Мраморном дворце, на одной набережной с Зимним. Летней резиденцией его был дворец в Павловске, настоящая сокровищница искусства и по отделке, и по коллекциям картин и других предметов. Было у него и крымское поместье Ореанда, рядом с царской Ливадией, – но оно сгорело, и он продал эту землю в казну. Впрочем, он о Крыме не жалел, так как очень любил природу средней России, о которой с любовью писал в своих стихах. В 1884 году он женился на Саксен-Альтенбургской принцессе Елисавете, дальней родственнице своей матери.