Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
Шрифт:
В июле крестьяне начали косить и сушить сено. Все деревенские дети были там. Юным Великим Князьям тоже позволили пойти на луга и не только смотреть на работу, а если возможно, и помочь, пусть в чем-то небольшом. Крестьяне проявили по отношению к Князьям много такта – вежливо беседовали с ними, давали грабли и учили ворошить валки травы, чтобы лучше просыхали. Когда нагружали возы сеном, и Князья помогали подавать его наверх, а потом вместе с деревенскими детьми забирались на высоченные возы и так ехали, качаясь там наверху на пахучем сене, и страшно было, что воз упадет, когда он накренялся в глубокой колее… А солнце пекло, вокруг пролетали стрекозы, бабочки… Кузнечики громко стрекотали в поле.
Вечером, отужинав, позанимавшись дома кто чем, семья начинала общую молитву –
Небо меркло. В распахнутые окна вливался несказанно волнующий запах – влажной вечерней травы и цветов…
Лето, особенно июль, было жаркое, что не совсем благоприятно было для хлебов. Всюду на полях совершались молебны ко Господу о ниспослании дождя на нивы… В Летописи Скита упоминается о крестных ходах и молитвах о том же. Был крестный ход с иконой Спорительницы Хлебов и в поле, неподалеку от усадьбы, где жила семья К. Р. Это происходило вечером… А среди ночи раздались раскаты грома, все сильнее и сильнее. Был такой один удар, что дети проснулись, – все стекла в доме задребезжали… Затем стало тихо. Только было слышно, как шелестит дождь, – он прекратился лишь перед восходом солнца.
В сентябре начало постепенно холодать. Вокруг было все так же красиво, но уже появился в природе какой-то оттенок грусти… Желтели и все больше и больше опадали листья… Ярко краснели на рябинах обильные кисти ягод. На поле щетиной стояла стерня, оставшаяся после уборки хлеба. Чаще стали идти дожди… Лето кончилось. Наступила пора сборов в дорогу в Петербург, домой.
В середине сентября после очередной поездки верхом в Шамордино простудился и схватил воспаление легких тринадцатилетний Великий Князь Гавриил. Вызвали из Козельска врача… Отрок сильно болел, но к концу сентября начал поправляться. Отъезд семьи был связан с его выздоровлением. Все молились о его здравии, отвезены были и записки о совершении молебнов в Оптиной и в Шамордине.
К. Р., видя страдания сына, в некую минуту понял, что жизнь его – в руках Божиих и может быть вот хоть сейчас пресечена Им… Как должен смотреть на это православный христианин? К. Р. подумал и о себе: в нем уже орудуют недуги – шалят почки, необходимо принимать лекарства от сердца… А что если – вот-вот смерть?
В небе печально курлыкали улетающие на юг журавли. К. Р. набросил на плечи шинель и вышел на балкон. Все, что увидел он и о чем подумал в это время, он описал в тот же день в стихотворении, которое мы здесь и приводим, заканчивая им весь наш рассказ о милых и навсегда сохранившихся в памяти детей К. Р. и его самого Прысках.
ОСТАТКИ РАЯ
(рассказ из жизни преподобного Варсонофия Оптинского [5] )
В бедных домах Казани хорошо знали полковника Павла Ивановича Плиханкова и его денщика, солдата Александра. Вот 14 мая 1889 года, накануне праздника Вознесения Господня, перед всенощной, отправились они на окраинные улицы города. Павел Иванович в белом кителе и фуражке с белым верхом, худощавый, стройный, с седеющей бородкой и внимательными, немного грустными глазами. Александр нес на плече довольно тяжелую котомку. Сдвинув бескозырку на затылок, он поспевал за полковником немного позади, вразвалку, так как отвык уже в денщиках от строевого шага.
5
Преп. Варсонофий (1845–1913); в миру Павел Иванович Плиханков. – Сост.
У одного невзрачного, с пятнами облупившейся штукатурки дома они остановились, огляделись. Потом спустились по нескольким ступенькам к дверям полуподвального жилья. Постучались… В большой комнате с низким потолком сумрачно: два окна, лишь на треть выглядывая из-под земли, давали мало света. В углу перед иконами теплилась лампадка. Вошедшие помолились. Их встретила хозяйка, еще молодая женщина, и десятилетний сын ее Митя. Хозяина не было – он подрабатывал на волжских пристанях где-то под Нижним. Женщина зарабатывала на жизнь стиркой белья. Митя же, благодаря Павлу Ивановичу, учился у одного иеродиакона Иоанно-Предтеченского монастыря церковнославянскому чтению, – он хотел стать чтецом в храме.
– Митя, – сказал Павел Иванович, – завтра праздник, и у нас, как прошлым летом, будет лесной пир. С нами будет один монах. Оповести наших друзей, чтобы завтра после службы собрались у моста через Казанку.
– Я мигом, Павел Иванович! – говорит Митя. – Кого звать-то? Павел Иванович на минуту задумывается.
– Федюшу Прохора, трех сестричек Зотовых… Матвея хроменького… Танюшу – он назвал еще несколько имен. – Если кто еще попросится, то не зови совсем маленьких, им тяжело будет, далеко идти. Таких, что старше тебя, тоже не надо, это уж по другим соображениям.
Мите не нужно было долго объяснять все это: в прошлое лето на четырех таких «лесных пирах» побывал. Там дети хорошо друг друга узнали, сдружились. Он хлопнул дверью и исчез. Денщик Александр в это время беседовал с хозяйкой, спрашивал, какие есть неотложные нужды.
– Хорошо, передам, – кивал он головой на ее слова. – А пока вот небольшой гостинчик к празднику.
Он вынул из сумки несколько коробочек и кульков и положил на стол. Смущенная женщина поклонилась и перекрестилась, говоря:
– Спаси вас Господи… Дай Бог здоровья!
Потом Павел Иванович и его денщик навестили еще несколько бедных семей. Вернувшись домой, выпили наскоро чаю и отправились ко всенощной.
Погода в день Вознесения Господня была прекрасная – теплая, солнечная, благоуханная… Павел Иванович вышел после обедни из собора Иоанно-Предтеченского монастыря, где он всегда стоял у раки с мощами святители Варсонофия, и пошел через кремль к реке. Весело звучал праздничный колокольный звон. У моста он увидел Митю и нескольких мальчиков.