Опять ягодка (сборник)
Шрифт:
И, как ни странно, какой бы призрачной цель ни казалась, – она была достигнута. И помог в этом, послужил проводником в волшебный мир моторов и курток-косух, разумеется, все тот же учитель физкультуры Вениамин Юрьевич Знаменский, который был в означенной стае далеко не последним человеком, и, поскольку все в их среде носили клички, то и у Вениамина Юрьевича она тоже была. Его звали Бандана. Многие из них украшали головы банданами, но Вениамин Юрьевич был первым, кто обмотал голову черным с белыми пятнами платком, обзавелся большими крупными черными очками и облачился в черную кожаную куртку с металлическими заклепками, черные же кожаные штаны и толстые черные ботинки. Знаменский в этом плане был в их городе первопроходцем и имел, конечно, полное, безоговорочное право носить кликуху Бандана. Она даже ему шла, в самом слове содержалась какая-то агрессивная энергия. Его в городе уважали и побаивались. И если он почему-то решил взять под свое крыло и опекать недотепу Семена, то значит, Семену несказанно повезло. У Банданы была уже давно сложившаяся
И Семен начал искать бизнес. Сначала таскал на себе рекламные щиты, например – «Ликвидация», что само по себе пугало. Чего ликвидация? И людей тоже?!. Но он дал себе установку – не вникать, и щиты эти носил. Чего только не носил за мелкие деньги! А когда становилось противно, сразу вспоминал о мотороллере и смирялся. Носил даже рекламу собачьего корма «Педигри» с милым пояснением на том же щите: «Корм для настоящих собак». Начитанность и интеллект Семена, конечно же, не позволяли ему не задавать самому себе риторические вопросы: мол, значит, существуют и другие собаки, ненастоящие? Но… мопед, мопед, мотороллер… И вопросы отступали. Довелось даже однажды оповестить уличную общественность о существовании магазина «Обувные галлюцинации». (Наверное, речь тут шла о миражах, каких-то особенных видениях туфель и сапог.) Они, мол, в этом магазине только кажутся, а вообще их нет. Или лекарство для повышения тонуса и иммунитета с чудесным психиатрическим названием «Шизандра». Но, пожалуй, венцом рекламно-щитовой деятельности Семена был щит с рекламой какой-то риелторской фирмы с весьма двусмысленным слоганом: «Превращаем вашу мечту в недвижимость». Семен как только представил себе такую окостеневшую, омертвевшую мечту, которая уже никогда никуда не двинется, так в тот же день и решил – нет, не с рекламой, тут еще попытки были, но во всяком случае с щитовой деятельностью – завязать.
Не хотелось больше шляться по улице с рекламными щитами на груди и спине (хуже этого было только внутри поролонового кошмара, внутри уличных зверей и птиц, особенно летом, в жару), а захотелось вдруг проявить творческую инициативу, попытаться самому сочинять рекламные слоганы и стишки в честь различных товаров и лекарств. Он пытался убедить хозяев, что тот, кто сочинил обнадеживающие строки «раз, два, три, кашлю не место в груди» или «в животе шум и гам, принимай эспумизан» – даже не подозревает, что «три – груди» и «гам – эспумизан» – это не рифмы, а безобразие, что такое обращение со стишками, пусть даже рекламными, – это полное и безоговорочное бесстыдство и пренебрежение всеми нормами стихосложения. А ведь за это платят деньги и, наверное, не маленькие. Семен справедливо решил, что он сможет сочинять не только не хуже, но гораздо лучше, и, приведя хозяину вышеназванные примеры, снабдив свою речь предельной иронией, рассчитывал на ответное чувство юмора и предоставление ему возможности попробовать себя в этом жанре. То есть рассчитывал, что ему дадут шанс, и он, наконец, начнет зарабатывать, но оказалось, что это – жуткий, совершенно не предусмотренный прокол: он опрометчиво процитировал фрагменты поэтических опытов самого хозяина, который изменился в лице и выгнал соискателя вон из кабинета. Только потом Семен узнал, в чем дело. Он попытался пробиться к другому хозяину, у которого был несколько иной профиль, другая ниша, не лекарственная, и с тем, предыдущим, они не конкурировали, не мешали друг другу, были даже приятелями, разделив по-братски сегменты своего рекламного рынка.
Этот, с помощниками, сочинял прозаические призывы, но не менее омерзительные, чем стишки его приятеля. Например, «В мире волос власть захватила перхоть», а также «Перхоть встает на твоем пути» или «Пора показать прыщам, кто здесь хозяин», что было похоже на довольно жутковатый триллер, ибо даже просто «Мир волос» – уже страшно. Или еще – «Сногсшибательные волосы». Как только представишь себе эти волосы и перхоть, встающую на твоем пути… У-у! Жуть берет! Семену тем не менее удалось убедить Виталия Костного – так звали хозяина, – что он способен принести ему пользу своими творческими изысканиями. Он предложил одной широко известной, но плохо продаваемой зубной пасте придать настолько целебный смысл, что наш лоховский электорат должен был немедленно кинуться в ближайшие аптеки, чтобы срочно спасать зубы и десны. Костный поверил в потенциал парнишки и взял его на испытательный срок.
Семен, как вполне сложившийся филолог, относился к своей нынешней трудовой деятельности с понятной брезгливостью, но… деньги, деньги. Как только затошнит от сочиненного собою же призыва купить очередную гадость и чепуху, так сразу усилием воли он вызывал в воображении мотороллер или вообще недосягаемую пока вещь – фирменный байк, – и художественная совесть отступала, пряталась в черную тень людоедского нашего бизнеса и антисанитарного рынка. Мечта, цель – вот что согревало, помогало жить и преодолевать. Он ведь ни в коем случае не хотел, чтобы его сокровенная мечта превратилась в недвижимость, как в той идиотской рекламе на картонном щите. И, стиснув зубы, продолжал работать и собирать средства на вожделенное двухколесное средство передвижения.
Глава 10
Кася
Старательность, с которой Кася в ресторане пыталась казаться искушенной и светской, очень
Ну ладно, так или иначе Стефан твердо был намерен сегодня же использовать образцы западной интимной промышленности по назначению. Вот он, объект, сидящий напротив и прилежно изучающий десертную карту, а потом совершенно по-детски спрашивающий: «Ой, а можно мне мороженого?» Стефан догадывался, что она попросту незнакома с названиями некоторых пирожных, а мороженое все-таки верняк, тут не ошибешься. И он заказывал для нее и сливочное, и шоколадное, она ведь так хотела, только стеснялась попросить.
«Нет, никуда ты от меня сегодня не денешься, – думал Стефан, плотоядно наблюдая за тем, как она тщательно вытирает рот бумажной салфеткой, которую вслед за тем складывает вчетверо и аккуратно кладет рядом с тарелкой. – Уж как же я тебя сегодня оттрахаю!» – заводил он себя заранее. Уже глагол «отлюбить» на повестке дня не стоял, весь этот Версаль был совсем ни к чему в той акции, которую он планировал. Нет! Только грубое, животное, почти насилие, самец и самка – только так!
Кася, будучи девушкой чуткой, уловила в его глазах нечто новое, а именно – растущее желание. Женская интуиция подсказывала ей перспективы грядущего вечера, но это ее почему-то не пугало, а напротив – заманивало, разжигало, возбуждало. А перспектива была вполне определенная, подсказанная интуицией еще в родимой Сызрани. Решение зрело. Оно было подспудным, скрытным, но вполне допускалось, что в Москве ее ожидает потеря девичьей чести, то есть переход в статус женщины. Потерять девичью честь хотелось уже давно, это дело, прямо скажем, затянулось, а уже было пора, и Стефан для первого опыта очень даже подходил. Кася надеялась, что все будет небольно, красиво и нежно, и последующая память о первом контакте ничем не будет оскорблена. А Стефан к моменту выхода из ресторана уже сообразил, – куда они могут поехать. Был у него приятель, Леха Набоков, веселый такой прохвост, который даже внешне походил на клоуна Олега Попова или на гоголевского Ноздрева, как мы его себе представляем. Леха жил на Арбате и имел там две комнаты в коммунальной квартире с одним соседом, который его побаивался и вел себя тихо, не мешал. Леха был личностью довольно мутной и таинственной. А врать умел настолько убедительно, энергично и талантливо, с такой фантазией и яркими деталями, что его собеседникам даже в голову не приходило заподозрить в Лехе обыкновенного болтуна, потому что он был как раз трепачом необыкновенным, виртуозом в своем роде, и его хотелось слушать. И слушатель только намного позднее понимал, что каким-то образом поддался гипнозу его красноречия и сам себе удивлялся: как он мог поверить в тот бред, который Леха преподнес ему как сенсационную правду. Например, что он был пятикратным чемпионом СССР по парусному спорту. На эту туфту и Стефан однажды попался во время совместного обеда, когда в ход пошла вторая бутылка водки. Тогда Леха небрежно, вскользь, якобы не придавая сказанному никакого значения, открыл Стефану малоизвестный факт своей биографии.
– То есть?! – протрезвел на мгновение потрясенный Стефан. – Как это пятикратный? Ты что же, пять лет выигрывал чемпионат страны? Да ты что? Я бы и в Болгарии об этом знал. И все бы знали. В какие годы? Врешь, наверное… – сомневался болгарин, проживший наибольшую часть жизни не у себя на родине, а в Москве.
– Не веришь, дурачок, так я тебе объясню. В парусном спорте несколько классов яхт, чтоб ты знал. «Торнадо», «Финн» и так далее. Вот три года на разных яхтах я и ходил, понял! Или, как сказали бы вы, сухопутные крысы, – «плавал». У нас говорят – «ходил». У нас, яхтсменов! Теперь усвоил?
Стефан усвоил, но ненадолго. Все рассказанное о своем спортивном прошлом, однако, не помешало мнимому чемпиону опозорить себя перед Стефаном и его подругой и перед членами Рижского яхт-клуба. Леха в прошлом году приезжал на отдых в Латвию. Тогда же, когда туда приехал и Стефан с очередной «невестой».
Рига в нашем рассказе играет важную роль и для Каси, и, как мы увидим впоследствии, для Семена. Что же касается второстепенных персонажей, то и они каким-то образом в нужное время оказывались в этой географической точке, тем самым облегчая рассказчику задачу искать другое подходящее место действия. «Зачем далеко ходить, возьмем Китай», – говорил подчиненным один номенклатурный работник, когда хотел привести какой-нибудь живой пример. Так и здесь – к чему искать что-то другое, если есть Латвия, тем более что именно там все и происходило и является в основном чистой правдой.