Опыты (Том 3)
Шрифт:
Есть еще и другие вопросы, которые они тщательно обсуждали, выворачивая их так и этак, причем каждый старался сказать свое слово, удачное или неудачное. Так как они исходили из того, что нет ничего столь сокровенного, чего им нельзя было бы расследовать, то им часто приходилось строить несостоятельные и нелепые догадки, которые они сами не считали основательными, и выдвигали их не для того, чтобы установить истину, а только чтобы поупражнять свой ум. Non tam id sensisse quod dicerent, quam exercere ingenia materiae difficultate videntur voluisse [302] .
302.
Они, кажется, нестолько заботились о достоверности, сколько хотели поупражнять свой ум натрудном предмете (лат.). — Неизвестно, кому принадлежитэто изречение.
В противном случае было бы непонятно, как могли эти выдающиеся и замечательные люди обнаружить такое необычайное непостоянство, такую разноголосицу и легковесность в своих воззрениях? Так, например, что может быть нелепее, чем желать представить себе бога с помощью наших уподоблений и догадок; или пытаться подчинить его и мир нашим законам и мерить их нашими силами; или пользоваться в применении к божеству той крупицей способностей, которые ему угодно было уделить человеческой природе; или желать низвести его на землю и сделать столь же тленным и жалким, как мы сами, только потому, что мы не в состоянии простереть своих взоров до его славного престола?
Из всех человеческих — и притом самых древних — религиозных воззрений наиболее правдоподобным и находящим оправдание мне представляется то, которое признает бога непостижимой силой, источником и хранителем всех вещей, считает, что бог — весь благо, весь совершенство и что он благосклонно принимает почести и поклонение людей, в какой бы форме, под каким бы именем и каким бы способом люди их
303.
… бог… принимает… поклонение людей… под каким бы именем…люди их ни выражали. — Здесь и на последующих страницах Монтень раскрываетсвое подлинное отношение к религии, ясно показывающее, что он решительноотошел от католической ортодоксии.
304.
Всемогущий Юпитер, отец и вместе с тем мать вещей, царей и богов(лат.). — Валерий Сориан в цитате уАвгустина: О граде божием, VII, 9.
Небо всегда благосклонно взирало на это рвение. Все правительства извлекали пользу из благочестия верующих [305] ; нечестивые люди и их поступки повсюду получали соответствующее воздаяние. Писавшие о языческих народах признают достоинство, правопорядок, справедливость, истинность чудес и оракулов, служащих им на пользу, и наставления, которые заключены в их баснословных религиях, поскольку бог, по своему милосердию, пожелал с помощью этих благодеяний укрепить слабые ростки весьма грубого познания его, достигнутого их естественным разумом, хотя и сквозь оболочку лживых выдумок.
305.
Все правительства извлекали пользу из благочестия верующих… —Достойно внимания смелое замечание Монтеня о том, что все правительстваэксплуатируют благочестие верующих. Весь этот абзац цитирует в своем«Завещании» Жан Мелье.
Но те выдумки, которые измышлял человек, были не только ложными, но и нечестивыми и безнравственными.
Из всех святынь, почитавшихся в Афинах, святой Павел счел наиболее допустимой ту, где был жертвенник с надписью: «Неведомому и невидимому богу» [306] .
Пифагор ближе всего подошел к истине, считая, что познание этой первопричины, этой сущности всего сущего, не подлежит никакому ограничению, никаким предписаниям и никакому внешнему выражению, ибо это познание есть не что иное, как крайнее усилие нашего воображения, стремящегося к совершенству, причем каждый по своим способностям составляет себе идею этого существа. Но когда Нума решил приспособить к такому пониманию религию своего народа [307] и привязать его к чисто духовной вере, не имеющей определенного предмета поклонения и лишенной всякой материальности, то это оказалось бесплодной попыткой, ибо человеческому уму не за что было ухватиться в этой безбрежности смутных мыслей, ему необходимо было уплотнить их в некий образ, созданный им по своему подобию. Божественное величие, таким образом, позволило до известной степени ограничить себя ради нас телесными границами. Его сверхъестественные и небесные таинства носят на себе печать земной природы человека, и почитание бога выражается в молитвах и звучащих словах, ибо при этом верует и молится человек. Я оставляю в стороне другие доводы, которые приводят в данном случае; но вряд ли меня можно убедить в том, что наши распятия и изображение жалостных крестных мук, вид церковных украшений и обрядов, пение, выражающее наши благочестивые помыслы, и общее связанное с этим возбуждение наших чувств не воспламеняют души народов религиозной страстью, оказывающей весьма полезное действие [308] .
306.
… Неведомому и невидимому богу. — Деяния апостолов, XVII, 231
307.
… Нума решил приспособить к такому пониманию религию… — Монтеньопирается здесь на Плутарха (Жизнеописание Нумы, II). Нума Помпилий (715 —673 гг. до н. э.) — согласно преданиям, второй царь древнего Рима; емуприписывается установление гражданских и религиозных законов древнего Рима.Чтобы связать греческие культы южной Италии с ранней римской религией, Нуму,вопреки хронологии, объявили учеником Пифагора.
308.
… воспламеняют души народов религиозной страстью… — Монтеньздесь вновь подчеркивает одурманивающее действие религии и то, что ееиспользуют в своих целях все правительства.
Из религий, в основе которых лежало поклонение телесному божеству, — что необходимо было при царившем в те времена всеобщем невежестве, — я бы, мне кажется, охотнее всего примкнул к тем, кто поклонялся солнцу.
О солнце . . . . . . Всеобщий светоч, Глаз мира; если бог с небес глядит на нас, То солнца жаркий свет — сиянье божьих глаз: Всему дарит он жизнь, и все он охраняет И все дела людей в широком мире знает. Да, солнце дивное, блюдя святой черед, В двенадцати домах на небесах живет, Для нас, живых людей, меняя лики года, И тают облака в лучах его восхода. Вселенной мощный дух, горячий, огневой, Оно за краткий день, кочуя над землей. Всю твердь небесную огромным плотным шаром Сумеет обежать в своем стремленье яром. Трудов не ведает — а счесть не может их, — Природы старший сын, отец существ живых [309] .309.
О солнце… , отец существ живых. — Ронсар. Увещевание французскогонарода (перевод Н. Я. Рыковой).
Ибо, помимо своего величия и красоты, солнце представляет собой наиболее удаленную от нас и потому наименее известную нам часть вселенной, так что вполне простительно испытывать по отношению к нему чувство восхищения и благоговения.
Фалес, который первым исследовал такие вопросы, считал бога духом, который создал все из воды; Анаксимандр считал, что боги рождаются и умирают через известные промежутки времени и что миров и их богов существует бесконечное множество; Анаксимен признавал, что бог есть воздух, что он возникает, что он безмерен и всегда находится в движении; Анаксагор первый считал, что устройство и мера всех вещей определяются и совершаются силой и прозорливостью бесконечного разума [310] . Алкмеон [311] приписывал божественность солнцу, луне, звездам и душе. Пифагор учил, что бог есть дух, который пребывает в природе всех вещей и от которого исходят наши души; Парменид [312] считал, что горящий световой круг, опоясывающий небо и сохраняющий своей теплотой вселенную, и есть бог. Эмпедокл полагал, что богами являются четыре стихии, из которых созданы все вещи; Протагор [313] говорил, что о богах он ничего не знает, существуют они или нет и каковы они. Демокрит то утверждал, что боги — это «образы» [314] и их круговращения, то — что они представляют собой природу, которая излучает эти образы, то, наконец, что боги — это наше знание и разум. Платон по-разному излагает свои воззрения; в «Тимее» он утверждает, что невозможно назвать отца мира; в «Законах» он говорит, что не следует допытываться, что такое бог; но в других местах тех же сочинений он называет богами мир, небо, звезды, землю и наши души, а кроме того, признает всех тех богов, которые приняты были в древности в каждом государстве. Ксенофонт, излагая учение Сократа, отмечает такую же путаницу: то Сократ утверждал, что не следует доискиваться, каков образ бога; то он считал богом солнце, то — душу; иногда он говорил, что существует единый бог, иногда же — что их много. Племянник Платона, Спевсипп [315] , считал, что бог есть некая одушевленная сила, которая всем управляет. Аристотель иногда признавал, что бог — это дух, а иногда — что это вселенная, в некоторых же случаях он ставил над нашим миром другого владыку, а иногда полагал, что бог — это небесный огонь. Ксенократ [316] насчитывал восемь богов, из которых первые пять — это планеты, шестой бог — все неподвижные звезды, вместе взятые, а седьмым и восьмым богами являются солнце и луна. Гераклид Понтийский [317]
310.
… устройство и мера всех вещей определяются… прозорливостьюбесконечного разума. — При рассмотрении излагаемых здесь вопросов,касающихся языческой теологии, Монтень опирается на Цицерона (О природебогов, I, 10–12). — Анаксимандр Милетский (610–547 гг. до н. э.) —древнегреческий философ и ученый, система которого является одной из первыхпопыток научно, без помощи религии, объяснить возникновение мира. СогласноАнаксимандру, возникновение не только нашего мира, но и бесчисленных других,одновременно существующих миров, и их разрушение чередуются между собой добесконечности, возникновение и разрушение мира все время повторяются,чередуясь между собой. Анаксимандр утверждал также существованиебесчисленных миров. — Анаксимен Милетский — см. прим. 33, т. I, гл. XXVI. —Анаксагор — см. прим. 54, т. II, гл. XII.
311.
Алкмеон Кротонский (VI в. до н. э.) — древнегреческий врач ифилософ, основатель анатомии и физиологии.
312.
Парменид (VI — V вв. до н. э.) — древнегреческий философ,виднейший представитель элейской школы; свое философское учение,направленное против диалектических взглядов Гераклита, изложил вдидактической поэме «О природе». Изменчивым и многообразным явлениям природыПарменид противопоставлял единое, однородное, неподвижное и неизменноебытие, которое безначально и вечно.
313.
Протагор — см. прим. 20, т. I, гл. XXV.
314.
… боги — это «образы»… — «Образы» — особый термин в ученииДемокрита. Для объяснения ощущений и мышления Демокрит развил намеченнуюЭмпедоклом теорию эманации, согласно которой от всех сложных тел непрерывноотделяются тончайшие слои атомов, несущиеся с величайшей скоростью во всехнаправлениях. Эти постоянно исходящие от вещей их «образы» проникают вчеловеческий организм и вызывают деятельность его органов чувств и мышления,порождая зрительные, слуховые и другие ощущения, а также представления имысли.
315.
Спевсипп — см. прим. 49, т. I, гл. XXVI.
316.
Ксенократ из Халкедона (I в. до н. э.) — древнегреческий философ,ученик Платона и его преемник в Академии (339–314 гг. до н. э.).
317.
Гераклид Понтийский (IV в. до н. э.) — древнегреческий философ иисторик из Гераклеи на Понте (Черном море), был учеником Платона иСпевсиппа. Наиболее ценным вкладом в науку является его атомистическаятеория и его астрономические идеи.
318.
Феофраст (371–285 гг. до н. э.) — древнегреческий философ иученый, возглавлявший после смерти Аристотеля перипатетическую школу вАфинах. Из его многочисленных сочинений по разным отраслям знания наибольшеезначение имеют его работы по ботанике.
Огратон [319] полагал, что бог — это бесформенная и бесчувственная природа, обладающая способностью порождать, увеличивать и уменьшать. Зенон полагал, что бог — это естественный закон, повелевающий творить добро и запрещающий делать зло; закон этот, по его мнению, — нечто одушевленное; Зенон не причисляет к богам Юпитера, Юнону, Весту, обычно называемых богами. Диоген Аполлонийский [320] полагал, что бог — это воздух. Ксенофан [321] считал, что бог шарообразен, видит и слышит, но неодушевлен и не имеет ничего общего с человеческой природой. Аристон [322] полагал, что образ бога непознаваем и что бог лишен чувств; он сомневался, есть ли бог нечто одушевленное или нет. Клеанф [323] признавал богом иногда разум, иногда вселенную, иногда душу природы, иногда небесный жар, который окружает и охватывает все. Ученик Зенона, Персей [324] , считал, что звания богов удостоились все те, кто сделал что-нибудь полезное для человеческого общежития. Хрисипп нагромоздил в одну кучу все предшествующие высказывания о богах и, наделив их тысячью различных образов, причислил к ним также людей, которые обессмертили себя. Диагор и Феодор [325] полностью отрицали существование богов. Эпикур полагал, что боги светоносны, прозрачны и воздушны; они обитают между небосводами, как бы между двумя укреплениями, обладают человеческим обликом и имеют такие же, как у нас, части тела, хотя телом своим никак не пользуются [326] .
319.
Стратон Лампсакский (ум. 270 г. до н. э.) — древнегреческийфилософ аристотелевской школы; разрабатывал главным образом физическоеучение Аристотеля (за что был прозван «физиком») и его учение о душе вматериалистическом направлении.
320.
Диоген Аполлонийский (V в. до н. э.) — древнегреческий философ,эклектик, пытавшийся сочетать учение Анаксимена с атомистикой Левкиппа инекоторыми идеями Анаксагора, младшим современником которого он был.
321.
Ксенофан — см. прим. 17, т. I, гл. XI.
322.
Аристон Хиосский — см. прим. 2, т. I, гл. LI.
323.
Клеанф — см. прим. 4, т. I, гл. XXVI.
324.
Персей (306–243 гг. до н. э.) — древнегреческий философ-стоик,ученик основателя стоической школы — Зенона.
325.
Диагор (V в. до н. э.) — лирический поэт, уроженец острова Мелоса;был приговорен за безбожие к смертной казни, но бежал. — Феодор — см. прим.4, т. I, гл. L. — Монтень опирается здесь на Цицерона (О природе богов, I,23).
326.
… боги… обитают между двумя небосводами… — Приводимое втексте см. Цицерон. О природе богов, II, 17.
И вот при виде этой полнейшей неразберихи философских мнений попробуйте положиться на вашу философию, попробуйте уверить, что вы нашли изюминку в пироге! Убедившись в этом хаосе, я пришел к выводу, что нравы и мнения, отличающиеся от моих, не столько мне неприятны, сколько поучительны; сопоставление их дает мне основание не к тому, чтобы возгордиться, а к тому, чтобы почувствовать свое ничтожество: мне кажется, что ни одно мнение не имеет преимущества перед другим, за исключением тех, которые внушены мне божьей волей. Я оставляю в стороне образ жизни необычный и противоестественный. Наблюдаемые в мире политические порядки противоречат друг другу в не меньшей степени, чем философские школы: мы можем, таким образом, убедиться, что сама фортуна не более изменчива и многолика, чем наш разум, что она не более слепа и безрассудна.
327.
Я говорил всегда и буду говорить, что род небожителей существует, но яне считаю, будто их заботит, как идут дела у рода людского (лат.) — Энний в цитате у Цицерона: О гадании, II, 50.
То, что мы меньше всего знаем, лучше всего годится для обожествления [328] ; вот почему делать из нас богов, как поступали древние, значит доказывать полнейшее ничтожество человеческого разума. Я бы скорее понял тех, кто поклоняется змее, собаке или быку, поскольку, меньше зная природу и свойства этих животных, мы можем с большим основанием думать о них все, что нам хочется, и приписывать им необычайные способности. Но делать богов из существ, обладающих нашей природой, несовершенство которой нам должно быть известно; приписывать богам желания, гнев, мстительность; заставлять их заключать браки, иметь детей и вступать в родственные связи, испытывать любовь и ревность; наделять их частями нашего тела, нашими костями, нашими недугами и нашими наслаждениями, нашими смертями и нашими похоронами — все это можно объяснить лишь чрезмерным опьянением человеческого разума.
328.
… что мы меньше всего знаем, лучше всего годится дляобожествления… — Критикуя античные религии, Монтень явно направляет своистрелы и против христианского вероучения.