Оракул с Уолл-стрит 5
Шрифт:
Когда она ушла, я остался стоять на тротуаре, глядя на здание редакции. Я опять лукавил в разговоре с Элизабет. Моя задача держать ее подальше от всего этого.
А я буду одним из немногих, кто не только уцелеет, но и обогатится на этой катастрофе. Мысль не приносила удовлетворения, только тяжесть ответственности за тех, кого не удалось спасти. Причем, как я помнил, на мне лежала ответственность не только за Элизабет.
Мне нужно увидеть тех, кого пытался защитить от надвигающейся катастрофы.
Я вернулся в офис на такси. О’Мэлли ждал меня у служебного входа с привычной папкой документов под мышкой.
— Мартинс подал другую машину, босс, как вы и распорядились — сообщил он, когда мы спускались по лестнице. — Куда направляемся сначала?
— Сначала в приют Святой Елизаветы, — ответил я, застегивая пальто. — Потом к Флемингу в Колумбийский, а после в больницу Святого Винсента.
О’Мэлли кивнул, но в его глазах мелькнуло беспокойство.
— Большой круг благотворительности в такой день?
— Да, Патрик. У нас мало времени.
Ford Model A ждал нас в переулке. Я переоделся в машине, сменив дорогой костюм от Brooks Brothers на более скромную одежду. Эти визиты требовали простоты, а не демонстрации богатства.
Приют встретил нас знакомыми звуками. Жетские голоса, доносящиеся из классных комнат, стук молотков из мастерской, где старшие мальчики осваивали столярное дело. Сестра Мария появилась в холле, едва швейцар доложил о моем приезде.
— Мистер Стерлинг! — она улыбнулась, но я заметил тени усталости под глазами. — Как всегда неожиданно. Дети будут в восторге.
— Сестра Мария, — я снял шляпу, — мне нужно поговорить с вами. Наедине.
Ее улыбка стала настороженной.
— Конечно. Проходите в мой кабинет.
Небольшое помещение с распятием на стене и фотографиями воспитанников на письменном столе. Сестра Мария указала на единственное гостевое кресло, сама осталась стоять.
— Что вас беспокоит?
— В ближайшие дни, может быть недели, в стране начнутся серьезные экономические потрясения, — начал я без предисловий. — Многие люди потеряют работу, банки могут временно закрыться, благотворительных пожертвований станет значительно меньше.
Сестра Мария побледнела, опустилась в кресло за столом.
— Вы имеете в виду что-то вроде паники 1907 года?
— Намного серьезнее. Я хочу убедиться, что приют сможет продолжать работу независимо от обстоятельств.
Я достал из внутреннего кармана конверт с чеком.
— Это покроет все расходы приюта на год вперед. Плюс создание продовольственных запасов на случай перебоев с поставками.
Сестра Мария взяла конверт, но не стала вскрывать.
— Мистер Стерлинг, что именно вы знаете?
—
Она кивнула, сжав конверт в руках.
— Дети ничего не должны знать об этом разговоре. Пока что.
— Разумеется. Но подготовьте персонал. Возможно, к вам обратится больше семей, которые не смогут содержать детей.
Мы вышли из кабинета в общий зал, где проходили вечерние занятия. Дети сидели за длинными столами, кто рисовал, кто читал, кто занимался рукоделием. При моем появлении поднялся радостный гул.
— Мистер Стерлинг! Мистер Стерлинг!
Маленькая Люси, которая подарила мне рисунок в прошлый визит, подбежала первой. В руках у нее была странная фигурка, сложенная из газетной бумаги.
— Смотрите, что я сделала! — она протянула мне свое творение. — Это олененок. Мисс Паркер научила нас делать животных из бумаги.
Я осторожно взял фигурку. Действительно олененок, с длинными тонкими ножками, изящной шеей и рожками. Сделан он из страницы финансовых новостей, и сквозь складки проглядывали обрывки заголовков о биржевых рекордах.
— Это очень красиво, Люси, — сказал я, присев на корточки перед девочкой. — Ты настоящая художница.
— Возьмите его себе! — она захлопала в ладоши. — Пусть он живет у вас дома.
Я аккуратно убрал олененка во внутренний карман пиджака.
— Спасибо, Люси. Я буду очень беречь его.
— А вы придете к нам еще? — спросил один из старших мальчиков. — Может быть, на Рождество?
Я поднялся, окинул взглядом детские лица. Они смотрели на меня с такой доверчивостью, что сердце сжалось.
— Обязательно приду. И на Рождество, и раньше. Обещаю.
Уходя из приюта, я чувствовал тяжесть ответственности. Эти дети ничего не знали о грядущих потрясениях. Для них завтрашний день мало чем отличается от сегодняшнего. Но мир вокруг них вот-вот рухнет.
В Колумбийском университете меня встретил взволнованный доктор Стивенс.
— Мистер Стерлинг, какая удача! Доктор Флеминг как раз хотел с вами связаться. У нас потрясающие новости о ходе исследований.
Мы прошли в лабораторию, где Флеминг склонился над микроскопом. При нашем появлении он выпрямился, лицо его светилось энтузиазмом.
— Уильям! — он протянул руку для рукопожатия. — Вы не поверите, что нам удалось получить за последние дни. Концентрация пенициллина увеличилась в десять раз!
— Поздравляю, доктор. Но я пришел не только услышать хорошие новости. У меня у самого не слишком приятные известия.
Флеминг уловил серьезные нотки в моем голосе.
— Что-то случилось?